Античное ораторское искусство

выступая с трибуны Народного собрания. Он

возглавил патриотическую партию,

боровшуюся против македонского царя

Филиппа, неустанно призывая всех греков к

единству в борьбе против «северного

варвара». Но, подобно мифической

пророчице Кассандре, ему суждено было

возвещать истину, не встречая понимания

или даже сочувствия.

Филипп начал свои натиск на Грецию с

севера — постепенно подчинил города

Фракии, овладел Фессалией, затем

утвердился в Фокиде(Средняя Греция),

засылая своих агентов даже на остров

Евбея, в непосредственном соседстве от

Афин. Первая война Афин с

Филиппом(357—340 гг.) закончилась

невыгодным для Афин Филократовым миром,

вторая(340—338 гг.)— сокрушительным

поражением греков при Херонее, где

Демосфен сражался как рядовой боец. Две

самые знаменитые речи Демосфена связаны

именно с этими событиями. После

Филократова мира он обличал виновников

его в речи «О преступном посольстве»(343

г.), а после Херонеи, когда за услуги

отечеству было предложено наградить

оратора золотым венком, ему пришлось

отстаивать свое право на эту награду в

речи «О венке»(330 г.). Великому оратору

было суждено пережить еще одно поражение

своей родины, в Ламийской войне 322 года,

когда греки, воспользовавшись

замешательством после смерти Александра

Македонского, выступили против его

преемников.

На этот раз македонские войска

захватили Афины. Демосфену вместе с

другими вождями патриотической партии

пришлось бежать. Он укрылся в храме

Посейдона на острове Калаврия. Настигшие

его там македонские солдаты хотели

вывести Демосфена силой, тогда он

попросил времени написать письмо друзьям,

взял папирус, задумчиво поднес к губам

тростниковое перо и прикусил. Через

несколько секунд он упал мертвым — в

тростнике был спрятан быстродействующий

яд.

В литературном наследии Демосфена (до

нас дошла 61 речь, но не все, видимо,

являются подлинными) именно политические

речи определяют его место в истории

греческого ораторского искусства. Они

сильно отличаются от речей Исократа. Так,

например, вступление в речах Исократа

обычно растянуто; напротив, поскольку

речи Демосфена произносились на

животрепещущие темы и оратор должен был

сразу же привлечь внимание, вступление в

его речах было по большей части кратким и

энергичным. Обычно оно содержало какую-

нибудь сентенцию (гному), которая затем

развивалась на конкретном примере.

Главной частью речи Демосфена является

рассказ— изложение существа дела.

Строится он необычайно искусно, все в нем

полно экспрессии и динамики. Здесь налицо

и пылкие обращения к богам, к слушателям,

к самой природе Аттики, и красочные

описания, и даже воображаемый диалог с

противником. Поток речи

приостанавливается так называемыми

риторическими вопросами: «В чем же

причина?», «Что же это на самом деле

значит?» и т. п., что придает речи тон

необыкновенной искренности, в основе

которой лежит подлинная озабоченность

делом.

Демосфен широко применял тропы, в

частности метафору. Источником метафоры

нередко оказывается язык палестры,

гимнастического стадиона. Очень изящно

используется противопоставление, антитеза

— например когда сравнивается «век

нынешний и век минувший». Применявшийся

Демосфеном прием олицетворения кажется

необычным для современного читателя: он

заключается в том, что неодушевленные

предметы или абстрактные понятия

выступают как лица, защищающие пли

опровергающие доводы оратора. Соединение

синонимов в пары:«смотрите и наблюдайте»,

«знайте и понимайте»— способствовало

ритмичности и приподнятости слога.

Эффектным приемом, встречающимся у

Демосфена, является «фигура умолчания»:

оратор сознательно умалчивает о том, что

он непременно должен был бы сказать по

ходу изложения, и слушатели неизбежно

дополняют его сами. Благодаря такому

приему нужный оратору вывод сделают сами

слушатели, и он тем самым значительно

выиграет в убедительности.

5.Эсхин.

Политическим антиподом Демосфена был

оратор Эсхин (389—314 гг.), стоявший на

противоположных политических позициях. Из

трех дошедших до нас речей Эсхина две

произнесены в тех же процессах, что и

речи Демосфена,— «О преступном

посольстве» и «О венке». Таким образом,

мы можем сравнить две точки зрения на

одни и те же события, сопровождаемые

соответствующей аргументацией. Эсхин в

346 году участвовал в том посольстве к

царю Филиппу, которое заключило

Фплократов мир. Он был обвинен в том, что

предал афинские интересы, действуя в

пользу Филиппа, но ему удалось отвести

своего главного обвинителя, Тимарха, как

человека безнравственного. После

поражения при Херонее, когда оратор

Ктесифонт предложил наградить Демосфена

венком, Эсхин выступил против этого, в

пространной речи обвинив Демосфена в том,

что его политическая деятельность

оказалась пагубной для государства. Но

отпор Демосфена был сокрушителен, и

Эсхину не удалось собрать и пятой части

голосов судей. Проиграв процесс, он

потерял право выступать в Народном

собрании и вынужден был удалиться в

изгнание на остров Родос, где открыл

ораторскую школу. Рассказывали, будто

родосцы однажды попросили оратора

повторить его последнюю речь. Эсхин

повторил перед ними речь «О венке».

Восхищенные слушатели спросили: «Как же

ты после такой речи оказался в изгнании?»

Эсхин ответил:«Если бы вы услышали, что

говорил Демосфен, то вы бы об этом не

спрашивали».

Эпоха эллинизма.

Время, наступившее после падения

свободной полисной Греции, принято

называть эпохой эллинизма. Политическому

красноречию оставалось все меньше места в

общественной жизни, интерес к содержанию

речей уступал место интересу к форме. В

риторских школах изучали речи прежних

мастеров и старались рабски подражать их

стилю. Распространение получают подделки

речей Демосфена, Лисия и других великих

ораторов прошлого (такие подделки дошли

до нас, например, в составе сборника

речей Демосфена). Известны имена афинских

ораторов, живших в период раннего

эллинизма и сознательно сочинявших речи в

духе старых образцов: так, Харисий

сочинял судебные речи в стиле Лисия,

тогда как его современник Демохар был

известен как подражатель Демосфена. Такая

традиция подражания получила потом

название «аттицизма». В то же время

односторонний интерес к словесной форме

красноречия, ставший особенно заметным в

новых греческих культурных центрах па

Востоке— Антиохии, Пергаме и других,

породил противоположную крайность,

увлечение нарочитой манерностью: этот

стиль красноречия получил название

«азианского». Самым известным его

представителем стал Гегесий из

малоазиатской Магнесии (середина III в.

до н. э.). Стараясь перещеголять ораторов

классической эпохи, он рубил периоды на

короткие фразы, употреблял слова в самой

необычной и противоестественной

последовательности, подчеркивал ритм,

нагромождал тропы. Цветистый,

высокопарный и патетический слог

приближал его речи к мелодекламации. К

сожалению, об ораторском искусстве этой

эпохи можно судить только по немногим

сохранившимся цитатам — целых

произведений до нас почти не дошло.

Однако до нас дошли в большом количестве

произведения ораторов римского времени, в

основном продолжавших традиции

красноречия эллинистической Эпохи.

После поражения войск ахейского союза

в 146 году до н. э., которое нанес ему

римский полководец Муммий, Греция

становится провинцией Римской

средиземноморской державы: с 27 года до

н. э. эта провинция получает название

Ахайя. Греция становится местом, куда

римская молодежь отправляется для

получения образования, играет роль

университета и музея изящных искусств.

Особой популярностью пользуются Афины, а

также остров Родос и города Малой Азии. С

I века н. э. труд ведущих учителей в

риторских школах оплачивается

государством.

Профессия странствующего ритора

выступающего в греческих городах с

демонстрацией своего искусства,

становится настолько распространенной,

что II век н. э. обычно называется веком

«второй софистики» (в напоминание о

софистах V. века до н. э., также

разъезжавших по городам с речами и

лекциями). В условиях утраты греками

политической свободы ораторское искусство

обратилось к единственно возможному в тех

условиях жанру, а именно к

эпидиктическому, торжественному. Перед

оратором ставилась задача— экспромтом,

без подготовки, прославить героическое

прошлое Эллады или героя древнего мифа,

произнести похвальное слово великому

оратору, политическому деятелю прошлого

или даже самому Гомеру. Софист и ритор в

эту эпоху вытесняют поэта, проза

становится главенствующей, но, вычурная и

рафинированная, пронизанная ритмом и

украшенная сложными риторическими

фигурами и тропами, она приобретает черты

поэзии.

Красноречие новой эпохи продолжает

традиции как аттицизма, так и азианизма.

В области языка нормой оставался

аттицизм. Знаменитый оратор II века н. э.

Элий Аристид заявлял:«Я не пользуюсь

словами, не засвидетельствованными у

древних». В то же время в области стиля

устойчиво держались традиции

азианизма—высокопарный пафос, обилие

изысканных речевых оборотов. Благодаря

голосовым модуляциям и искусному

жестикулированию выступления риторов

этого направления превращались в

театрализованные представления,

собиравшие толпы слушателей.

Можно отметить два периода расцвета

красноречия в эпоху Римской империи.

Первый период имел место во 2 веке н.э.

бывшем временем стабилизации и связанного

с ней экономического и культурного

подъема. Второй период относится к IV

веку и совпадает с временем последней

схватки «языческой» культуры с

наступающим христианством. Первый период

представлен(если называть наиболее яркие

имена) Дионом Хрисостомом и Элием

Аристидом, второй характеризуют имена

Либания, Гимерия и Фемистия.

1.Дион Хрисостом.

Дион Хрисостом(«Златоуст»— ок. 40—120

гг. н. э.) был родом из Малой Азии, но

молодые и зрелые годы провел в Риме. При

отличавшемся подозрительностью императоре

Домициане(81—96 гг.) оратор был обвинен в

неблагонамеренности и удалился в

изгнание. Долгое время он провел в

странствиях, добывая себе средства к

существованию физическим трудом. Когда

Домициан пал жертвой заговора, Дион вновь

стал уважаем, богат и знаменит, по по-

прежнему продолжал свои путешествия по

всей громадной Римской империи, никогда

подолгу не останавливаясь в одном месте.

Дион принадлежал к типу ораторов,

которые сочетали в себе талант художника

с эрудицией мыслителя, философа, знатока

наук. Углубленно занимаясь свободными

искусствами, особенно литературой, он с

презрением относился к напыщенной

болтовне уличных ораторов, готовых

говорить о чем угодно и прославлять кого

угодно («Проклятые софисты»— так именует

их Дион в одной из речей). По философским

взглядам он был эклектиком, тяготея к

стоикам и киникам. Некоторые из его речей

даже напоминают кинические диатрибы,

действующим лицом в них выступает

знаменитый своими эксцентрическими

выходками философ Диоген. Здесь налицо

сходство с Платоном, в диалогах которого

постоянным персонажем является его

учитель Сократ. Герой речей Диона

подвергает уничтожающей критике устои

общественной, политической и культурной

жизни, показывает суетность и тщетность

человеческих устремлений, демонстрируя

совершенное невежество людей в отношении

того, что есть зло и что— благо. Многие

из речей Диона посвящены литературе и

искусству — среди них «Олимпийская речь»,

прославляющая скульптора, создавшего

знаменитую статую Зевса, и парадоксальная

«Троянская речь», в шутку как бы

выворачивающая наизнанку миф о Троянской

войне, воспетой Гомером, любимым

писателем Диона.

В речах Диона немало и

автобиографического материала. Он охотно

и помногу говорит о себе, стараясь при

этом подчеркнуть, как благосклонны были к

нему императоры Рима. Становится

понятным, почему Дион в своих

произведениях уделил так много внимания

теории просвещенной монархии как формы

правления, которую он развивает в четырех

речах «О царской власти».

Что касается стиля Диона, то уже

античные критики особенно хвалили его за

то, что он очистил литературный язык от

вульгаризмов, пролагая путь чистому

аттицизму, в чем ему следовал Элий

Аристид.

2.Элий Аристид.

Элий Аристид(ок. 117—189 гг.) тоже был

родом из Малой Азии и тоже странствовал,

бывал в Египте, выступал с речами на

Истмийских играх и в самом Риме. Из его

литературного наследия сохранилось 55

речей. Некоторые приближаются по типу к

посланиям (такова речь, в которой он

просит императора помочь городу Смирне

после землетрясения). Другие речи

представляют собой упражнения на

исторические темы, например о том, что

можно было бы сказать в Народном собрании

в такой-то критический момент афинской

истории V—IV веков до н. э. Некоторые из

них написаны на темы речей Исократа и

Демосфена. К числу речей, связанных с

современностью, следует отнести «Похвалу

Риму» (около 160 г.): в ней превозносится

до небес римское государственное

устройство, соединяющее в себе

преимущества демократии, аристократии и

монархии. Наконец, среди сохранившихся

речей мы находим и «Священные речи», то

есть речи, обращенные к богам—Зевсу,

Посейдону, Афине, Дионису, Асклепию и

другим. В них даются аллегорические

толкования древних мифов вместе с

отзвуками новых религиозных веяний,

связанных с проникновением в Элладу

чужеземных культов. На содержание

некоторых речей наложила отпечаток

болезнь, которой страдал оратор,— она

сделала его постоянным посетителем храмов

Асклепия, бога врачевания. В честь этого

бога оратор даже сочинил стихи: в

пергамском Асклепиейоне найден обломок

мраморной плиты с текстом гимна, автором

которого оказался Элий Аристид.

Речи Аристида не были импровизациями,

он готовился к ним долго и тщательно. Ему

удавалось с большой точностью

воспроизводить манеру речи аттических

ораторов IV века до н. э., однако в

некоторых своих произведениях он

использует и приемы азианистов.

Элий Аристид был высокого мнения о

своем литературном творчестве и искрение

полагал, что соединил в себе Платона и

Демосфена. Но время оказалось более

строгим судьей, и нам сейчас ясно, что он

был лишь тенью величайшего оратора

древности.

В последний период своей истории

эллинское красноречие постепенно дряхлело

и вырождалось. Закат его, происходивший в

полной драматических событий борьбе

античной идеологии и религии с

наступающим христианством, был тем не

менее величественным и славным и во

многих отношениях поучительным. Он

неразрывно связан с историческими

событиями IV века н. э. Так, одной из

самых замечательных фигур поздней

греческой риторики был не кто иной, как

император-философ Юлиан(322—363 гг.), за

свою борьбу против христианства

получивший прозвище Отступника. Он автор

талантливых полемических и сатирических

произведений, среди которых есть и речи

(например, прозаические гимны «К Матери

богов», «К царю Солнцу»).

3.Либаний.

Современником и отчасти образцом для

Юлиана был известный ритор и грамматик IV

века Либаний (314—393 гг.), оставивший

нам подробную речь-автобиографию «Жизнь,

или о своей судьбе», особенно ярко

запечатлевшую воспоминания детства и

юности. Либаний был родом из Антиохии,

столицы Сирии, и учился сперва на родине,

потом в Афинах. В автобиографии он живо

рисует сцену, как его встретила в Афинах

толпа софистов, из которых каждый

буквально тащил его к себе; только через

год ему удалось попасть к тому ритору, у

которого он хотел учиться. Обладая хорошо

поставленным голосом и прекрасной

памятью, Либаний вскоре достиг вершин

мастерства и стал самым уважаемым и

знаменитым ритором в родной Антиохии.

Юлиан пользовался записями его речей и

лекций, но лично они познакомились лишь в

362 году, когда Юлиан прибыл в Антиохию,

уже будучи императором. Число учеников в

школе Либания доходило до восьмидесяти

человек. Здесь читали Гомера и мастеров

аттической прозы, и ученики должны были

составлять изложения прочитанного.

Либаний придерживался традиционной

языческой религии, его любимцем и героем

был Юлиан, которому Либаний посвятил

несколько речей при его жизни и

трогательный панегирик после его смерти.

Однако оратор умел поддерживать добрые

отношения и с христианскими властями:

речи, обращенные к христианскому

императору Феодосию в связи с тем, что в

Антиохии произошло восстание, которое

могло навлечь на город строгие кары,

показывают, что Либаний мог рассчитывать

на внимание императора, несмотря на свою

приверженность к язычеству.

Либаний оставил большое количество

сочинений, получивших широкое

распространение еще при жизни автора. Он

сам много делал для этого, содержа целый

штат переписчиков. Сохранившееся наследие

можно разбить на несколько групп, из

которых наиболее интересны декламации,

риторические упражнения (прогимнасмы),

речи и письма (свыше 1500). Прогимнасмы

дают нам представление о методах обучения

будущих риторов. Они представляют собой

начальные упражнения в красноречии, с

помощью которых ученики приобретали

навыки отыскивать элементы, оживляющие

речь, учились компоновать отдельные

части. Среди этих упражнений особое место

занимает басня (типа эзоповской), диегема

(рассказ на историческую тему), хрия

(развитие морального принципа каким-либо

знаменитым человеком), сентенция

(развитие философского положения),

опровержение (или, наоборот, защита)

правдивости рассказа о богах или героях,

похвала (или, наоборот, порицание) какого-

либо человека или предмета, сравнение

(двух людей или вещей), экфраза (описание

памятника изобразительного искусства или

достопримечательной местности).

Наиболее цельное впечатление в

наследии Либания производят декламации —

своеобразные риторические «прописи»,

образцы, которые заучивались учениками

наизусть. Такой декламацией является речь

Менелая, явившегося в качестве посла в

Трою и требующего выдачи Елены, или же

речь Одиссея на ту же тему. Другим типом

декламации являются так называемые

этологии (рисующие характеры людей в

пространной речи, которую эти люди

произносят). Образцом может служить 26-я

декламация Либания—«Угрюмый человек,

женившийся на болтливой женщине, подает в

суд на самого себя и просит смерти».

Выступающий с речью рассказывает судьям,

как судьба решила ввергнуть его в беду,

женив на болтливой женщине. Поток слов и

расспросов, извергаемый его женой, довел

мужа до исступления, и он решил просить

смерти у судей. Одна мысль смущает его

при этом: «Боюсь я, как бы мне,

убежавшему от жены здесь, не встретиться

с ней немного позже, в подземном царстве,

как бы мне там опять не пришлось слушать

ее болтовню... Если умирающему дозволено

сказать слово, дайте моей жене дожить до

глубочайшей старости, чтобы я возможно

дольше мог вкушать покой».

Из семидесяти дошедших до нас речей

Либания интересны речи, посвященные

Юлиану, особенно написанный с большим

чувством «Эпитафий»; смерть Юлиана так

подействовала на ритора, что он два года

воздерживался от публичных выступлений.

Речь «К императору Феодосию о храмах» —

Своеобразное открытое письмо, содержащее

просьбу защитить храмы олимпийских богов

от разорения, которое учиняют в них

христианские монахи. С душевной болью

говорит оратор об уничтожении прекрасных

произведений искусства, доставлявших

высокое эстетическое наслаждение многим

поколениям людей.

Либаний сочувственно относился к

стоицизму, это особенно заметно в его

речи «О рабстве», основная идея которой

Страницы: 1, 2, 3