Указ 1822 года О разделении Среднего жуза и колониальные и местные органы власти

Указ 1822 года О разделении Среднего жуза и колониальные и местные органы власти

Министерство науки и высшего образования Республики Казахстан

Казахский государственный юридический университет

Курсовая работа

Тема: « Административно-территориальное устройство среднего жуза по

«Уставу»

1822 года. Колониальная и местная власти ».

Алматы 1999 г.

Введение.

К двадцатым годам XIX столетия институт ханства потерял характер высшего

органа власти, способного управлять внутренними делами жузов. Царизм без

особого труда ликвидировал ханство и стал проводить по своей инициативе

реорганизацию управления с целью превращения этого края в колонию империи.

Однако к организации новой системы управления у колониальной администрации

Оренбургского и Западно-Сибирского регионов не было единого подхода, что

сказалось на содержании актов по управлению жузами

В Среднем жузе после смерти ханов Букея (1817 г.) и Вали (1819 г)

избирать новых ханов сочли нежелательным. По «Уставу о сибирских киргизах»

(1822 г., разработанному М. М Сперанским—губернатором Западной Сибири),

было введено административное управление, введен административно-

территориальный принцип подразделения казахского кочевого населения.

Предусматривалось создание округов в пределах конкретных территориальных

границ. Округа подразделялись на волости, аулы. Подразделение на аулы

(50—70 кибиток), волости (10—12 аулов) и округа (15—20 волостей)

преимущественно учитывало родовую принадлежность кочевников, а также

общность зимовок и кочевок. Волость занимала конкретные места зимовок и

осенних кочевий, а летние кочевья считались межволостными в пределах

окружной территории Переход из одного округа в другой отдельных кочевых

коллективов мог производиться лишь с согласия колониальных властей.

По правовому положению казахи рассматривались как российские подданные

(§ 268), на них распространялись положения Устава «О кочевых инородцах»

(22. VII. 1822 г.), казахи приравнивались к русским крестьянам, но

отличались «от оного в образе управления». Казахам разрешалось переходить в

другие сословия, селиться внутри империи, «вступать в службу», отменялось

действие указа от 1808 г. «О приобретении киргизов в частное владение», т.

е. о покупке и приобретении казахов и других инородцев в рабство

Законодатель в целом обходил важнейшие вопросы собственности на землю, лишь

в отмечалось: земли, не отведенные казахам, «считать свободными» Кочевьями

владели не индивидуальные собственники, а кочевые коллективы аулов,

волостей. Казахам предоставлялось право «иметь недвижимую собственность».

Устав предусматривал отведение земель для кочевников, изъявивших желание

заниматься земледелием, эти земли и постройки на них «переходят в

наследство как недвижимая собственность».

Правовое положение султанов также подверглись изменениям: они имели право

на управление только в случае их официального избрания на управленческие

должности, не имели право приобретать кулов и тюленгутов, законодатель

признавал султанов «высшим и почетным сословием» казахского общества и

освобождал их от телесного наказания.

Правовой статус казахов как «российских подданных» претерпел изменение в

области подсудности по некоторым правонарушениям, а также во ввддении в

казахском обществе новых институтов правонарушения — государственной

измены, явного неповиновения властям, барьмты идр , т е. казахи уже

подпадали под действие имперского законодательства. Казахи освобождались от

военной повинности («свободные от рекрутства»), им предоставлялась «полная

свобода в сношениях с высшим российским правительством», право заниматься

земледелием, скотоводством, промыслами на землях, «каждому роду

назначениях», кочующим «инородцам» была гарантирована свобода

вероисповедывания и право перехода в сословие государственных крестьян и

городских жителей «с свободою от рекрутства».

В 1822 г. был принят «Устав о сибирских киргизах»[1], составленный крупным

русским юристом и государственным деятелем М. Сперанским.

«Устав» 1822 г. с небольшими изменениями действовал до середины 60-х

годов. Его значение в проведении колониальной политики и влияние на

казахское общество оказались огромными.

Раскрытие содержания «Устава» 1822 г. немыслимо без характеристики тех

исторических условий, при которых он был принят, политических воззрений

автора, которыми он руководствовался при его составлении.

Начало ХIX в. ознаменовалось для России дальнейшим ростом демократической

оппозиции по отношению к царскому режиму. С каждым годом росла активность

крестьянских масс, выступавших против феодально-крепостнического угнетения.

Волна протеста охватила рабочих промышленных предприятий.

Крепостное право, давно уже отмененное в странах Запада, но еще

сохранившееся в России, стало острым вопросом внутренней политики. Идеи

французских просветителей и Великой французской буржуазной революции все

более находили отклик и распространение в России. Даже в глазах некоторой

части дворянства и буржуазии царский режим казался гнилым и «антинародным».

Среди нового дворянства и буржуазии формируются радикальные слои, готовые

да революционный переворот.

Александр I нередко прибегал к либеральным фразам и жестам, чтобы

дезориентировать растущую оппозицию, в особенности среди трудящихся масс,

надеясь этим путем упрочить существующий самодержавный строй.

В такой политической атмосфере формировались идеи и взгляды М.

Сперанского, впоследствии генерал-губернатора Сибири, автора «Устава о

сибирских киргизах» и крупного кодификатора законов Российской империи.

М. Сперанский вначале входил в круг приближенных царя крупных

государственных сановников. По отзывам современников и исследователей, он

выделялся среди чиновников не только свои талантом государственного

деятеля, большой трудоспособностью, но и обширными знаниями.

В 1812 г. он представил царю свой проект государственного преобразования,

отражавший прогрессивные буржуазные взгляды автора. Он намекнул на

серьезный разрыв, существующий между системой власти и управления и

требованиями времени. «Царства земные имеют свои эпохи величия и упадка, -

указывал он в своем проекте - и в каждой эпохе образ правления должен быть

соразмерен тому степени гражданского образования, на коим стоит

государство. Каждый раз, когда образ правления отстает или предваряет сей

степень, он ниспровергается с большим иль меньшим потрясением…

Никакое правительство, с духом времени не сообразное, против всемощного его

действия устоять не может»[2].

Мировоззрение М. Сперанского отразило влияние идей просветительской

философии XVIII в. и школы естественного права. Он говорил об общественном

духе, которому должны соответствовать законы, об обязанностях «державной

власти» перед задачами, вытекающими из этого соответствия. Продуманные и

хорошие законы, по М. Сперанскому, помогали утверждению порядка и

справедливости в обществе. «Сколько бедствий, сколько крови можно было

сберечь, - писал он в плане государственного преобразования, - если бы

правители держав, точнее наблюдая движение общественного духа,

сообразовались ему в началах политических систем»

Мы здесь будем пространно рассматривать систему, предложенную М.

Сперанским в «Плане государственного преобразования». Для нас важно то,

что он отразил в ней свои взгляды буржуазного реформатора. Пожалуй, в этот

период М. Сперанский, как утверждает академик М. Дружинин, сильнее других

был захвачен буржуазной идеологией. План М. Сперанского был встречен в

штыки реакционными кругами, влиявшими на царя и его политику. Он был сослан

в Нижний Новгород. Последующая деятельность М. Сперанского свидетельствует

о том, что его стремление к существенным реформам государственного строя

России в значительной степени было сломлено. Отказавшись от решительных

действий, он оставался в то же время умеренным буржуазным деятелем, еще

долго сохранявшим прогрессивные взгляды на политическое устройство

государства. В 1816 г. царская опала кончилась. Сперанский назначается

пензенским губернатором, а в начале 1819 г. - генерал-губернатором Сибири.

Сибирь в этот период состояла из трех губерний: Тобольской, Томской и

Иркутской. Все они находились под властью одного генерал-губернатора. По

отзывам современников, в начале XIX в. этот обширный неустроенный край

нуждался в существенных переменах. Все авторы, касавшиеся положения далекой

провинции, пишут о бесчинствах, царских властей. В Сибири «народ стонал от

несправедливости и поборов», - писал один из дореволюционных авторов.

«Обездоленный край, - сообщает другой, - кишел административными

насильниками, которых деяния уподобить разве злодействам опричнины». О

взяточничестве, потрясающих истязаниях говорят следующие факты. Супруга

начальника одной из губерний, Туркестана, каждый год продавала бурятам один

и тот же мех за 10000 руб. ассигнациями, т. е. продавала его и обратно

брала в виде взятки. Исправник Лоскутов «обливал голых людей на морозе и

делал из них статуи»[3]. Жестоко угнетались не только коренные жители

Сибири, но и русские крестьяне. Последние своими постоянными жалобами на

бесчинства чиновников обратили внимание высших правительственных кругов и

царя.

Произволу в Сибири способствовало и то, что ее генерал-губернатор П. Б.

Пестель, назначенный на эту должность в 1805 г., в своей «сибирской

канцелярией» находился в Петербурге, откуда и «осуществлял» руководство

краем. Если учесть, что Сибирь отстояла от ставки генерал-губернатора чуть

ли не на 10 тыс. верст, при тогдашних средствах связи и сообщения, станет

ясным характер этого руководства. Генерал-губернатор в Сибири фактически

отсутствовал, что способствовало усилению произвола военных и гражданских

чиновников.

В такой обстановке произошло назначение М. Сперанского. Он ехал в Сибирь в

качестве не обычного губернатора, вернее всего в качестве ревизора, для

установления порядка имея широкие полномочия. Сам царь в письме М.

Сперанскому о назначении его на новую должность писал: «С некоторого

времени доходят до меня самые неприятные известия насчет управления

Сибирского края... По сему нашел я полезнейшим, облеча вас в звание генерал-

губернатора, препоручить вам сделать осмотр сибирских губерний и

существующего до сего времени в оных управления». И далее: «...Сообразить

на месте полезнейшее устройство и управление сего отдаленного края, и,

сделав оному начертание на бумаге, по окончании занятия ваших самим

привести оное ко мне в Петербург, дабы имел я способ узнать изустно от вас

настоящее положение сего важного края и прочным образом установить на

предбудущие времена его благосостояние».

Следует сказать, что М. Сперанский за короткое время пребывания в

Сибири (около двух лет) проделал большую работу по улучшению положения

края. Он проявил огромную трудоспособность, постоянно находился в

разъездах, лично знакомясь с местными условиями. В характеристиках

буржуазных историков, считавших. что с назначением М. Сперанского открылась

новая история Сибири и что управление Сибирью «составляет прёкрасную

страницу в его жизни», имеется известная доля правды, ибо в тех условиях,

когда административное злоупотребление являлось обычным делом, он активно

взялся за уменьшение этого зла. Разумеется, вообще искоренить то, что

порождено существующим строем, он не мог, но считал своим долгом ограничить

наиболее опасные его порождения.

Для деятельности М. Сперанского, поддерживаемого правительством, в Сибири

характерны два направления: 1) попытка искоренить административные

злоупотребление получившие в этом крае особенное распространение и ставшие

уже опасными для интересов государства и 2) реорганизация управления с

целью активного приобщения к империи народов, населявших эту область. И в

том и в другом вопросе М. Сперанский добился значительных успехов.

Достаточно сказать, что им и по его представлению многие из старых

чиновников были преданы суду, сняты с должностей. Он составил проект десяти

обширных законоположений, включавших 3000 статей, и добился их утверждения.

Среди этих законов был и «устав о сибирских киргизах»[4].

В составлении «Устава» имело существенное значение изучение. М.

Сперанским и его группой быта и обычаев, в особенности кочевых бурятов. Он

лично объезжал кочевья и вел подробные записи о них. М. Сперанский

неоднократно посещал и районы расселения казахов вблизи городов Омска и

Семипалатинска. В середине 1819 г., производя осмотр Омской крепости,

участвовал в торжествах, устроенных казахскими аулами в его честь. В конце

1820 г. он побывал в Семипалатинске. По дороге, во время разъездов по

степным районам, генерал - губернатор не мог не встречаться, по крайней

мере, с казахской знатью. Большую роль в составлении сведений о казахах

играли военные начальники и чиновники Омской области, стоявшие наиболее

близко к казахскому населению Среднего жуза.

Следует отметить, что первая встреча с казахами оставила у генерал-

губернатора, привыкшего к порядкам Европы, тяжелое впечатление. В своем

дневнике и письмах к дочери он называет казахов «дикими». В дальнейшем он

принимает, как будет изложено ниже, активное участие в политическом и

экономическом устройстве казахского общества. Особое усердие М. Сперанского

в государственных делах Сибири объясняется не только возложенной на него

обязанностью. Он стремился заслужить доверие правительства и императора и

полностью освободиться от царской опалы. «Устав» 1822 г., разумеется, не

был дарован казахам как «человеколюбивое попечение» со стороны

правительства. Он также не являлся «примером заботы» об устройстве Среднего

жуза, как хотели его представить царские чиновники. Омский областной

начальник в 1822 г. писал об «Уставе» одному из казахских султанов:

«...Уверяю Вас, что порядок нового устройства в степи, ничто иное есть, как

человеколюбивые попечения нашего Величества Государя, одно желание его

успокоить, примирить добрый киргизский народ, приходящий в разорение и

бедственное состояние от барымты и междоусобных ссор»[5].

«Устав» по своей цели и содержанию был связан с политикой, направленной на

присоединение Казахстана к Российской империи и превращение его в колонию.

Но методы и способы, избранные для осуществления этих целей, во многом

отличались от старых традиционных методов колонизации заселенных районов.

На первом плане в «Уставе» стоит вопрос об организации округов на всей

территории Среднего жуза, представляющих местную власть среди кочевого

казахского населения, подчиненных и тесно связанных с органами пограничного

управления. Причем, каждому окружному приказу придавались воинские силы и

чиновники. Осуществление этих важных мероприятий приводило: а) к выдвижению

линий в глубь степи; б) к отторжению части аулов из-под влияния китайского

правительства; в) к удержанию кочевых коллективов в пределах определенного

административного района; г) к распространению влияния власти на все

казахские роды, наконец, д) к организации устойчивого управления, дающего

возможность подготовить условия для окончательного присоединения Казахстана

к России.

Этот обширный и сложный план претворялся в жизнь без серьезной ломки

старых сложившихся порядков управления, постепенно, но верно и с большим

успехом, что предопределялось совершенностью уставной разработки. Существо

его охарактеризовано в письме М. Сперанского к своему преемнику Капцевичу.

«Шаг в киргизскую степь на примерной карте хотя и кажется смелым, но в

Уставе он так расположен, что новая черта представляет только цель, куда

идти и куда, может быть, только в полвека прийти будет можно, подаваясь

всегда тихим и измеренным движением нечувствительного, но всегда по одному

плану и пользуясь случаями и местными, обстоятельствами. Сие постепенное

движение гражданского устройства в степи найдено удобнейшим нежели

предположение давно уже бывшее и покойным Глазенапом возобновленное о

переносе линий».

Нужно отметить, что оренбургский губернатор поступал иначе. Он стоял за

большую ломку старых внутренних порядков в Младшем жузе. Опыт показал, что

способ, предложенный М. Сперанским, оказался наиболее действенным и

удобным. Организация округов и волостей объективно имела положительное

значение для дальнейшего развития казахского общества. Она ввела

административную определенность, способствовала искоренению родовых и

феодальных междоусобиц, постепенно изнутри ломала остатки родовых

институтов и представлений.

Красной нитью по «Уставу» проходит идея поддержки и союза с

аристократической верхушкой казахской феодальной знати.

В высших звеньях административной лестницы власть была объявлена как

исключительная привилегия султанов. Старшие султаны в окружных приказах,

управители в волостях могли быть только султаны. «Устав» не содержит каких-

либо оговорок, делающих исключение из этого правила. В связи с этим

следует сказать, что составитель «Устава» слишком преувеличивал роль

султанской группы в казахском обществе, рассматривая ее как монопольно

властвующее сословие. Как будет показано далее, подобное представление не

соответствовало действительному соотношению сил между отдельными слоями

феодального класса в системе власти.

И правительство вынуждено было позже исправить свою ошибку. В то время,

когда принимался «Устав», султаны играли еще значительную роль в

политической жизни казахского общества, «но не настолько, чтобы быть

единственными носителями власти.

Новое административно-территориальное устройство.

Прежде чем осветить то новое в административном устройстве населения,

которое пришли в казахскую степь в связи с принятием «Устава», следует хотя

бы кратко обрисовать картину предшествовавшей этим изменениям эпохи.

Особенно интересна проблема соотношения рода и территории[6].

До принятия «Устава» в основе административного деления населения лежали

родовые принципы, ставшие анахронизмом. Главной единицей было объединение -

род; совокупность их составляла орду- Каждый род в пределах территории орды

имел определенный район кочевания. За ним закреплялся не весь кочевой путь,

иногда простиравшийся на несколько сот километров, а только урочища,

колодцы, луговые и сенокосные участки, являвшиеся основными местами стоянок

и эксплуатации. Если нанести на карту пути кочевых родов, получится сложный

рисунок линий, взаимно пересекающихся, то сходящихся, то расходящихся, в

которых трудно найти с первого взгляда какие - то закономерности.

Переплетение станет еще более сложным, если вместо родов взять их отделения

и показать кочевые пути последних. Кочевые группы нередко в отдельные годы

отклонялись от прежнего направления и избирали другие пути на

малоосвоенных, неиспользуемых частях степи. Имея перед собой такую картину,

можно легко запутаться и придти к утверждению о том, что у казахских

кочевников в землепользовании бытовал хаос, полная неопределенность.

В действительности в специфической форме территориальная Определенность

существовала и в казахском обществе. Территория Среднего жуза не была

разделена на отдельные цельные полосы, участки, отрезки, тесно примыкающие

друг к другу, как это обычно имеет место в земледельческих обществах.

Главное для казахов составляли места основных кочевых стоянок с удобствами

для содержания скота. Такие участки находились, на строгом учете и

составляли владение определенного рода или его подразделений. Кочевой путь,

пролегавший между этими урочищами, закрепленными за кочевыми коллективами

не являлся чьей-либо групповой собственностью. Встреча на этих кочевых

путях обычно не порождала споров между кочевыми коллективами, поскольку

каждый из них, направляясь к своим основным стойбищам, останавливался на

этих путях временно. Но занятие основных мест хозяйственного освоения,

закрепленных за определенными группами, другими всегда порождало конфликт.

Следовательно, на обширном степном пространстве орды представляли

хозяйственную ценность не кочевые районы, пути вообще, а ограниченные

пастбищные участки. Территориальная определенность родов должна быть

рассмотрена именно с точки зрения владения этими участками.

Кочевые объединения постоянно перемещались по пастбищам. Они не имели

постоянного места расселения, как оседлые коллективы. С этой точки зрения в

родах господствовала территориальная неопределенность. С другой стороны,

каждое родовое подразделение имело закрепленные за ним пастбищные стойбища,

вполне определенные и конкретные. Род или его отделения как

административные единицы были ими постольку, поскольку они были связан с

освоением этих участков и стойбищ. С этой точки зрения в родах существовали

значительные элементы территориальной определенности. Эти два момента имели

известное значение в административном устройстве и подчинении населения.

Оставление кочевого района, основных мест стоянки отдельными членами рода

или аульным общинами и переход в пределы и кочевья других родов означал

выход из административного подчинения главы рода. Оставление родами

закрепленных за ними основных пастбищных участков переход в пределы другого

султанства или ханства влекли за собой выход из административного

подчинения соответственно султанств или ханства. При всем этом родовые

связи, традиции сохранялись.

По сведениям А. Левшина, поколение Аргын в конце XVIII в. имело 17 родов,

размещенных на территории Среднего жуза[7]; 1817 г. семью из этих родов

управлял султан Кудаймендиев, остальные десять оказались вне этого

султанства, учрежденного над аргынцами. Много аргынских аулов находилось

среди найманов и кыпчаков, составлявших отдельные султанства. Несколько

родов поколения Аргын в начале XIX в. перешли на территорию оренбургских

казахов и образовали затем Восточную часть Малой орды. Аргынцев можно было

встретить и на землях Большой орды, В таком положении находились и все

другие поколения и крупные роды. Родовая принадлежность того или иного

члена общества вовсе не служила основным критерием отнесения его к той или

другой административной единице. Ближайшее рассмотрение показывает, что в

состав административно-родовой единицы входила лишь компактная часть рода,

объединенная территориально-кочевой общностью. Многие члены этого же рода,

кочевавшие в составе других родов внутри лаже одного и того же султанства,

не были; ли подчинены власти того административного рода, откуда они

происходили. Сам факт пользования защитой рода, независимо от того, из

какого рода они происходили, устранял прямое влияние всякой другой власти.

Но если оторвавшиеся от рода кочевники не поступали под власть других

административно-родовых подразделений, оставаясь как бы «свободными», то

они продолжала считаться частью своего рода, что давало право носителям

власти в роде относиться к ним при необходимости как к своим подданным. В

подтверждение сошлемся на два важных факта. При западно-сибирских городах,

деревнях и казачьих станицах проживало немало казахских семей, ставших

почти оседлыми (жатаки), число которых за счет притока из кочевых районов с

каждым годом увеличивалось. Они выходили из различных родов Среднего жуза.

Несмотря на то, что они уже полностью оторвались от своих родов, даже от

кочевого скотоводства, и смешались в гуще разно-родцев, они ежегодно

посещались родовыми биями, которые разбирали их споры н взаимные претензии,

родовыми налоговыми агентами[8].

В данном случае родовыми начальниками двигала не забота об интересах своих

однородичей-жатаков, а исключительно стремление к наживе. В районе Гурьева

находилось несколько сот казахских бедняков, вышедших из разных родов

Младшего жуза (Тазы, Иссык, Табын, Кете, Адай, Шеркеш, Есентемир).

Пограничные органы власти решили выселить их оттуда и предложили правителям

родов, откуда они вышли, забрать их в своп кочевья. Из числа более 300

семейств 135 так и остались на старом месте, поскольку они не получили от

своего рода «помощи» и «по крайней бедности не могли сами откочевать».

Характер связи родоправителя с оторвавшимися от рода, но «свободными»

членами определялся тем, насколько она была выгодна, могла служить делу

наживы. К указанным беднейшим аулам казахов, расселенным в районе Гурьева,

вряд ли когда-либо приходили родовые бии, старшины и «заботились» об их

делах. Но едва появлялась возможность обложить родичей какими-нибудь

сборами, как они тут же прибывали для разбирательства споров, с

наставлениями и советами.

Такое положение составляет одну из характерных особенностей общественно-

политической жизни казахов вообще, административного устройства в

частности.

Следовательно, мнение, что в основе разделения населения казахского

общества первой половины XIX в. лежали родовые принципы, может быть принято

с известной оговоркой, что при этом имеется в виду не только и не столько

родовая принадлежность того или иного члена общества, сколько

территориально-кочевая общность и компактность расселения. Поскольку на

практике такая компактность сохранялась в основной части родов пли их

разветвлений, то административная единица могла выступать под оболочкой

доминирующего рода. Однако это относится к форме, тогда как внутренним

содержанием административного деления населения была территориально-кочевая

общность.

Прежде чем перейти к тем изменениям, которые были связаны с ведением

«Устава» 1822 г., следует остановиться еще на одном важном вопросе. Нами

было отмечено, что каждый род и родовое отделение имели свои основные

пастбищные стойбища, признанные обществом в процессе их освоения или

закрепленные за ним официальной высшей властью. В системе пастбищной

территории и основных сезонных стойбищ особая роль принадлежала зимним

стоянкам. На зимних кочевьях возводились жилища, хозяйственные сооружения,

нередко возделывались поля и т. д. Места зимней стоянки кочевников являлись

как бы местами оседлости неоседлого населения. Они ревностно оберегались

владельцами и отличались большей определенностью в системе пастбищного

пространства. Кочевые коллективы как бы ни дробились в другие времена года,

куда бы ни уходили в поисках пастбищ, временных заработков, к зиме

возвращались к своим зимним кочевьям и проводили все зимние месяцы почти на

одном месте. Правительственные органы использовали эту особенность режима

хозяйствования кочевников в административном переустройстве казахов.

«уставом» 1822 г. предусматривалась организация трех административных

звеньев: округов, волостей, и аулов. Аул как низовая административная

единица имел в своем составе от 50 до 70 кибиток. Из аулов составлялись

волости, а последние входили в состав округов. Рассмотрим каждое из этих

звеньев в отдельности.

Каждый округ имел определенную территорию. По этому поводу в «Уставе» было

сказано: «Каждый округ имеет определенные надлежащим разграничением земли,

и жители другого округа не переходят на оные без точного позволения

местного начальства. Одно это должно было привести

к известной ломке старого порядка. Прежде кочевые коллективы в процессе

хозяйствования проходили сотни, а иногда и более тысячи верст, углубляясь в

кочевья других родов и жузов. Само по себе кочевое скотоводство было

немыслимо без освоения огромных пастбищных угодий, лежащих в различных

направлениях. Теперь «Уставом» 1822 г. предусматривалось распределение

казахского населения по округам, имеющим границу, переход которой

позволялся только с разрешения органон власти[9].

При организации округов за основное брались зимние кочевья, которые имели

более территориально-определенный характер, и родовая компактность

расселения. В самом начале было установлено не вводить каких-либо изменений

в расположение (зимнее кочевье) родов, существовавшее до принятия «Устава»,

помимо этого учитывалось желание родов войти в состав того или иного

округа.

Главной заботой правительственных органов являлось склонение казахов к

окружной системе устройства. Заранее разработанных конкретных планов

открытия и ввода округов не было. Один за другим командировались в аулы

небольшие отряды с чиновниками из пограничной администрации для разъяснения

народу необходимости принятия новой системы. По мере согласия кочевых групп

возникали новые и новые округа. Следует учесть, что хотя Казахстан считался

формально зависимой от царской России страной, тем не менее он еще не

утратил полностью своей самостоятельности. В глубине степи господствовали

султаны и бии, проводившие независимую политику. Более или менее послушными

являлись кочевые коллективы, непосредственно примыкавшие своими

кочевьями к пограничной линии. Такое положение создавало известные

трудности в осуществлении Устава в части ввода нового административного

устройства.

В 1824г. кочевые владения бывшего хана Букея посетил начальник Омского

областного управления полковник С. Б. Броневский. Во владениях бывшего хана

Валия побывал подполковник Григоровский. В расположение основной группы

поколения Найман были командированы отряд из 30 казаков и мулла. В том же

году во владении хана Букея образовался Каркаралинский округ, хана Валия –

Кокчетавскии. Вслед за ними были открыты округа: Баян-аульскйй (1826 г.),

Аягузский (1831 г.), Акмолинский (1832 г.), Уч-Булакский (1833 г.) и Аман-

Карагайский (1834 г.). В 40—50-х годах появились Кокбектинский,

Кушмурунский и Алатауский округа, завершившие организацию нового-

административного деления Они охватили также значительную часть Большого

жуза. Уч-булакский округ уже в конце первой половины XIX в был упразднен с

передачей волостей, в состав Акмолинского и Кокчетавского кругов. На месте

Кушмурунского округа впоследствии был организован Атбасарский округ, а

Аягузский округ переименован в Сергиопольскии с некоторыми территориальными

изменениями.

Часть кочевых коллективов изъявила добровольное желание принять у себя

новее устройство. В этом имели значение различные обстоятельства: а)

стремление освободиться от междоусобицы и барымты, которые тяжелым бременем

ложились на плечи народа, б) привычка многих прилинейных аулов к

пограничным порядкам; в) желание части феодальной знати опереться на

царское правительство в борьбе со своими противниками и г) понимание

наиболее дальновидными начальниками кочевых коллективов неминуемости

присоединения к России. В 1824 г. в Омск прибыла депутация из рода Аргын -

владения султана Джумы и бия Шона. Она передала пограничному начальнику

просьбу знати разрешить роду организовать у себя отдельный округ согласно

«Уставу». Подобные же ходатайства поступили от султана Досана Ханбабина,

управлявшего Бура-Наймановской группой (1823 г.), от султана Сюка

Аблайханова, властвовавшего среди части уйсуновских родов.

Лагерь противников нового устройства в основном возглавлялся некоторыми

крупными султанами, боровшимися за восстановление ханской власти, за свои

старые привилегии и права. Им удалось в известной степени увлечь за собой

недовольные колониальной политикой аулы. Сопротивление монархистов к концу

первой половины XIX в. было подавлено. Официальная церемония по случаю

организации округа н назначения старшего султана сопровождалась военным

парадом, угощениями.

Органы власти и управления

Генерал-губернатор и Омский областной начальник осуществляли высшее

управление Средним жузом. Дальнейшая практика потребовала создание

специального органа по управлению казахами

В 1838г. был создан такой орган—Пограничное управление сибирскими

киргизами,— состоявший из Пограничного начальника, председателя

Пограничного управления, четырех советников и других чинов, причем первые

два чина назначались указом императора Пограничный начальник (в чине

генерал-майора) был наделен гражданской и военно-полицейскими функциями, а

Пограничное управление, возглавляемое председателем (в чине полковника),

осуществляло «исполнительное, хозяйственное и судебное» управление1

Окружной приказ формировался из старшего султана (председателя), двух

русских заседателей, двух заседателей от «почетных казахов», а также

канцелярии и толмачей При этом органе предусматривалась команда из

прилинейных казаков.

Старший султан избирался на 3 года султанами жуза, заседатели-казахи

избирались на 2 года биями и старшинами. Старший султан и заседатели-казахи

утверждались областным начальником.

Окружной приказ был наделен широкими полицейско-судебными функциями, он

должен был

« охранять тишину и порядок» в степи, брать под стражу и предавать суду,

производить следствие по уголовным делам, снаряжать карательные отряды,

употреблять все средства для искоренения грабежей, барымты и неповиновения

властям Предусматривались и иные задачи забота о просвещении, трудолюбии и

«хозяйственных выгодах всех и каждого» и проч.

Округа по территориальной принадлежности подразделялись на прилинейные и

пограничные

(т е. граничащие с «непокорными России землями»), законодатель ставил цель

увеличивать количество прилинейных и «сколько можно меньше» образовывать

пограничных округов. Но принцип организации органов управления в округах

был единый (некоторые изменения произошли в последующие десятилетия) Так,

например, с шестидесятых годов на должность старшего султана могли быть

избраны заслуженные лица несултанского происхождения (заседатели и

волостные управители, почетные казахи, прослужившие на «классных» выборных

должностях по 9 лет), расширился круг лиц, участвующих в избрании старшего

султана, в их число были включены все бии и по 20 депутатов от каждой

волости Было введено избрание на должность старшего султана двух

кандидатов: один «утверждался в должности по усмотрению начальства, а

другой кандидатом по ней».

Власть в волости возлагалась на султана-управителя, избираемого «с

согласия» общества на неограниченный срок, был утвержден принцип

наследования этой должности по прямой нисходящей линии и первородству.

Волостной управитель утверждался в должности областным управлением В

дальнейшем на должность волостных управителей было разрешено избирать лиц

несултанского происхождения, но «пользующихся особым уважением народа» и

имеющих заслуги.

Позже законодатель уточнил порядок избрания волостного управления:

правом избирать были наделены, кроме «почетных казахов», по 5 выборщиков от

каждого аула из «зажиточных казахов» Выборы проходили в присутствии

старшего султана округа

Волостной управитель был наделен полнотой власти над кочевниками волости,

ему вменялось в обязанность выполнение предписаний окружного приказа,

исполнение судебных приговоров (без судебных функций), ответственность за

«спокойствие и тишину в волости»

Аулы возглавлялись старшинами, избираемыми общинниками на 3 года, с

обязательным утверждением их в окружном приказе Старшина управлял аулом «на

праве сельского старосты», подчиняясь волостному управителю (султану),

откочевывал с согласия султана, сохранял «тишину и порядок во вверенном ему

ауле»

Судебным органам и подсудности казахов законодатель уделил особое внимание

Была сужена компетенция суда биев и ограничено действие норм обычного

права, введена подсудность имперскому законодательству, разграничены

уголовные и гражданские правонарушения, конкретизированы судебные функции

административных и судебных органов. Правонарушения подразделялись на 3

категории- уголовные, исковые и по жалобам на управление. К уголовным

преступлениям законодатель относил государственную измену, убийство,

грабежи, барымту, явное неповиновение властям В дальнейшем вносились

существенные дополнения, в частности, расширился круг уголовных дел

(измена, убийство, барымта, разбой, «возбуждение против правительства,

явное неповиновение официальным властям», должностные преступления,

подделка кредитных бумаг и монет, поджог» ложная присяга при рассмотрении

дел на основе имперских законов); казахи, кочующие вне пограничных линий,

за некоторые преступления (измену, убийство, грабеж, барымту) подлежали

военному суду.

Исковыми делами законодатель считал все иные правонарушения, в том

числе кражу, а также гражданские споры. Такая классификация правонарушений

имела в виду выделить особо опасные преступления, направленные на

ослабление колониальной политики и аппарата управления.

По категории уголовных дел должно было производиться предварительное

следствие. Следствие и суд должны были осуществлять окружной приказ на

правах уездного суда и на основе имперских законов. Надзорной инстанцией

являлся областной суд.

Исковые дела рассматривали традиционные суды би-ев на основе норм обычного

права. Жалобы на решения бийских судов могли подаваться «областному

начальству» (§ 218), которое должно было решать споры на основе норм

обычного права.

Решения биев по гражданским спорам на сумму до 2 тыс. рублей подлежали

окончательному утверждению окружным приказом, до 5 тыс.—в Пограничном

управлении, свыше 5 тыс. рублей—в Правительственном Сенате. При

рассмотрении биями дел о краже предписывалось применять дополнительно к

санкциям обычного права «наказание розгами», а освобожденных от телесных

наказаний подвергать аресту от 7 дней до 1 месяца.

Связь бийских судов с официальными органами власти и надзор за их

деятельностью со стороны последних привели к фактическому огосударствлению

основной их части. В их решениях находили отражение интересы колониальных

властей, тем более, что жалобы на решения биев разбирались окружными

приказами с приглашением «старших почетных биев».

Роль имперских законов постепенно возрастала, зачастую волостные управители

сами осуществляли функции бийских судов.

Особое значение в политической жизни казахов имело отнесение барымты к

преступлению, дела о барымте рассматривались окружным приказом на основе

имперского законодательства. Однако такая серьезная мера не привела к

искоренению барымты, наоборот, число дел о барымте резко возросло.

Наблюдалась эволюция в системе наказаний бийских решений, появились новые

их виды: содержание под арестом, ссылка в Сибирь, избиение розгами,

удаление из рода «порочных» людей.

В целом в судебной системе стало заметно усиление роли общих судов и

имперских законов, сужение роли бийских судов и их сближение с официальными

судебными органами.

«Устав о сибирских киргизах» 1822 г. ограничил свободу кочевий, он

способствовал развитию полукочевых хозяйств и смешению родовых коллективов.

Местная власть сосредоточилась в руках бийско-байской группы, власть

тюринцев (султанов) была ограничена, ибо только официально избранные на

должность султаны обладали властью. В ходе применения положений «Устава» в

жизнь постепенно сократилось и количество избираемых султанов.

Изменилось и правовое положение казахов: они стали российскими подданными

как кочевые инородцы, проживающие в «области сибирских киргизов»'.

«Устав» закреплял колониальное положение Казахстана, создал послушный

аппарат управления из казахских феодалов, приравняв их (старших султанов,

заседателей и волостных управителей) к российским чиновникам, служившим за

вознаграждения и чины.

Султанам «вверяется от Российского правительства местное

управление»,—записано в «Уставе» (§ 56). Ввод «Устава» расколол феодальную

верхушку казахского общества на лагерь пророссийской ориентации и

оппозиционно настроенную часть.

При всей своей колонизаторской сущности объективно реформа способствовала

развитию земледелия, оседлости и торговли среди местного населения,

ослабила феодальные раздоры и междоусобицу, подорвала политическую

диктатуру тюринского сословия, содействовала сближению казахского и

русского народов[10].

-----------------------

[1] Полный текст «Устава» помещен «Полное собрание законов Российской

империи» т.XXXVIII стр.417-433.

[2] М. Сперанский «План государственного преобразования» Москва 1905 г.

[3] А. Фатеев М. Сперанский. Биографический очерк. Харьков 1910 год.

[4] Бекмаханов «Присоединение Казахстана к России». Москва 1957 год.

[5] «История государства и права КазССР». том I Алматы 1982 год.

[6] Бекмаханов «Присоединение Казахстана к России». Москва 1957 год.

[7] А. Левшин. Описание Киргиз-казачьих орд и степей ч.III

[8] Бекмаханов «Присоединение Казахстана к России». Москва 1957 год.

ЦИА КазССР ф.4 оп 1 д. 3704, л 57

[9] Бекмаханов «Присоединение Казахстана к России». Москва 1957 год.

[10] История государства и права КазССР т.I Алматы 1982г.

-----------------------

Кафедра: Истории государства и права

Выполнил: студент СП-108 Островлянчик А.

Проверил: преподаватель кафедры истории государства и права

Альдибеков Ж. И.