Тридцатилетняя война

Тридцатилетняя война

Содержание:

1. Характер Тридцатилетней войны. 3

2. Политическая обстановка в Германии в конце XVI - начале XVII века. 5

3. Религиозная реакция в лютеранских княжествах. 6

4. Города и бюргерство как объект дворянской агрессии. 7

5. Датская интервенция. 10

6. Политические планы Валленштейна 11

7. Итоги Тридцатилетней войны. 13

Список использаванной литературы 17

1. Характер Тридцатилетней войны.

Тридцатилетняя война (1618—1648гг.) представляет собой не только самый

длительный, но и самый сложный конфликт XVII столетия.

Столкновение двух внутригерманских группировок было осложнено военным

и дипломатическим вмешательством иностранных государств, вследствие чего

возникшая в Германии гражданская война превратилась в затяжной

международный конфликт, чреватый для страны губительными последствиями.

Прежде всего следует решительно оспорить глубоко ошибочное

представление о Тридцатилетней войне как войне религиозной. Это

представление сводится к тому, что миллионы людей (и при том не только

немцев, но и датчан, шведов и французов), как бы внезапно увлеченных

неодолимым порывом веры, разом пренебрегли своими повседневными трудами и

заботами для того, чтобы установить во всей Германии безраздельное

господство «правой веры» и силой оружия приневолить инаковерующих блюсти

«истинную веру».

На подобном представлении не стоило бы останавливаться, если бы речь

шла о давних гипотезах, о наивных заблуждениях прошлого. К сожалению,

подобную точку зрения повторяет и современная буржуазная историография, и

это обстоятельство обязывает нас опровергать ее идеалистические концепции.

Несколько лет назад во Франции вышла шеститомная «История международных

отношений» под редакцией академика П. Ренувена. Автор второго тома

профессор Г. Зеллер настаивает на том, что Тридцатилетняя война была

вызвана религиозными разногласиями.

Новейшая западногерманская историография дает противоречивую и путаную

оценку Тридцатилетней войне, так как не может согласовать и примирить

вероисповедную расстановку сил в этой войне с проявившимися в столкновениях

вероисповедных группировок ясно выраженными политическими (а не

религиозными) стремлениями.

Так, П. Рассов считает, что Германия в период, предшествовавший войне,

была целиком поглощена вероисповедным размежеванием. «Каждое исповедание,—

по его мнению,— таило в себе притязание на абсолют» и «Тридцатилетняя война

должна была стать германской вероисповедной войной». Однако тот же автор

признает, что данная война «снова (после Карла V) явилась со стороны

императора попыткой превратить империю в политический организм».

Другой западногерманский историк, К. Нольден, утверждает, что в XVII

веке имперская идея уже не носила присущего ей столетием ранее религиозного

характера, и тем не менее, по его представлению, «идея империи», очищенная,

наконец, от всяких религиозных наслоений и дополнений, встретила

противников, в числе которых наряду с «княжеским государственным эгоизмом»

самостоятельно фигурирует «протестантизм».

Неопровержимые факты, уже давно обобщенные Ф. Мерингом, показывают, что

размежевание двух лагерей, евангелической унии и католической лиги,

определялось отнюдь не вероисповедными мотивами.

Достаточно указать на место, которое в гигантском конфликте XVII века

занимало то или иное немецкое. или внегерманское государство, чтобы понять,

сколь малую роль играли религиозные побуждения в политических и военных

планах участников войны, а также тех держав, которые оказывали

экономическое и дипломатическое воздействие на ход и характер этой войны.

Императора и католическую лигу поддерживала испанская католическая

держава, тогда как немецких протестантов поддерживал «христианнейший

король» католической Франции и его первый министр — кардинал Ришелье.

Немецким протестантам пытался протягивать руку помощи мусульманский

повелитель—султан Турции.

Католическая лига сурово осуждала протестантов, отнявших v католической

церкви земли, и объявляла возврат этих отнятых церковных земель своей

священной задачей, а глава католической лиги Максимиллиан Баварский,

прельстившись доходами от соляных варниц зальцбургского архиепископа, отнял

их вооруженной силой, а самого злополучного архиепископа упрятал в тюрьму и

гноил там до конца его дней.

Протестантский князь Христиан Н Саксонский настойчиво стремился

вступить в католическую лигу, чтобы свести счеты с соседними

протестантскими князьями — своими соперниками, а сыновья других

протестантских князей — принцы Люнебургский, Лауенбургский, Голштинский

сделали проще: они поступили на службу к императорскому католическому

полководцу Валленштейну, у которого правой рукой был убежденный протестант,

талантливый генерал Ганс Георг фон Арним.

Сам Валленштейн заявлял, что он мог бы составить свое войско из

протестантов не хуже, чем из католиков. Тот же Валленштейн много позднее,

держа речь перед солдатами, говорил, что «папский Рим не подвергался

разграблению с 1527 года, а между тем он ныне гораздо богаче». Когда

шведский король Густав-Адольф вознамерился выступить в роли «спасителя»

обиженных и угнетенных немецких протестантов,—это было осуществлением

замысла, который в течение шести лет день за днем выковывал один из высших

прелатов католической церкви — кардинал Ришелье, замысла, который, несмотря

на все протесты немецких католиков, не встретил осуждения со стороны

«святого отца» в Риме—папы Урбана VIII. В то же время протестантские

Нидерланды решительно отвергли предложенный им союз со шведским государем,

ничуть не сочувствуя и не снисходя к просьбам своих немецких единоверцев.

Все эти факты показывают, что место того или иного государства или

князя в рядах протестантов или католиков определялось интересами и

расчетами, не имеющими ничего общего с религией, с верой, однако всякий раз

прикрываемыми мнимой заботой о вере.

Задача марксистского анализа событий заключается вовсе не в том, чтобы

отрицать значение религиозной или любой другой демагогии, маскировавшей

подлинные причины войны, а в том, чтобы под покровом религиозных лозунгов,

требований и разногласий обнаружить реальные, классово обусловленные

причины конфликтов. Тридцатилетняя война была религиозным конфликтом по

форме, но отнюдь не по своему содержанию.

2. Политическая обстановка в Германии в конце XVI - начале XVII века.

После Аугсбургского религиозного мира в Германии укрепилось мелко-

державное княжевластие и стало уменьшаться значение императорской власти.

Каждый император при вступлении на престол связывал себя «избирательной

капитуляцией», подтверждавшей княжеские привилегии. С умалением компетенции

императора соответственно расширилась компетенция князей. В их ведении

оказались вопросы экономической политики, права, суда, а также и вопросы

церковного управления своими территориями. Политика князей отныне сводилась

к погоне за доходами и стремлению всеми правдами и неправдами увеличить

налоги и расширить территорию своего княжества. В отличие от прежней

императорской политики, это была односторонняя политика крепостнического

гнета, стяжательства и военных авантюр.

Принадлежность того или иного владения к определенной религии, как

известно, определялась формулой Аугсбургского религиозного мира — решением

князя, предписывавшего подданным угодное ему вероисповедание. Население не

всегда пассивно подчинялось князю. Вероисповедная или сектантская оппозиция

являлась выражением социального протеста, ответом на политические и

религиозные гонения. Решительность, с которой религиозные репрессии

применялись как в католических, так и в протестантских владениях,

свидетельствовала об остроте классовой борьбы, о напряженности

противоречий.

Карта вероисповедной принадлежности германских княжеств выглядела

следующим образом. Оплотом лютеранства стали княжества немецкого Севера:

Саксония, Гессен, Браиденбург, Голштиния, Мекленбург, Померания, Пруссия.

Владетели этих княжеств успешно провели в собственных интересах

секуляризацию церковных земель и в полной мере подчинили себе вновь

созданную лютеранскую церковь.

Реформация имела успех и на Верхнем Рейне. Однако здесь, в Пфальце,

Вюртемберге, Бадене, возобладал кальвинизм в своей умеренной форме.

На Нижнем и Среднем Рейне, где исстари сложились могущественные

духовные княжества архиепископов Кёльнского, Трирского и Майнцского, трех

католических курфюрстов Германии, а также в епископстве Мюнстерском и

герцогстве Юлихском утвердился католицизм. Подлинной цитаделью католицизма

оказались юг и юго-восток страны — владения баварского и австрийского дома.

3. Религиозная реакция в лютеранских княжествах.

Феодально-дворянские интересы на юге Штирии ничем существенным не

отличались от таких же феодально-дворянских интересов на севере. Точно так

же совпадали и абсолютистские притязания князей юга и севера.

Именно поэтому на севере, как и на юге, имела место феодальная реакция,

которая также принимала клерикальный характер.

Различие заключалось в том, что орудием реакции здесь служила не

католическая, а лютеранская церковь, в полной мере приноровленная к

требованиям князя и непосредственно подчиненная ему. Ни о каком возврате к

католицизму здесь не могло быть и речи, так как князья и дворяне не были

намерены расставаться с захваченными церковными имуществами, а аппарат

лютеранской церкви оказался надежным инструментом в руках протестантского

властителя.

Управляемая подчиненной князю консисторией лютеранская церковь внушала

верующим повиновение небесным и земным властям, которые почти

отождествлялись. Она пресекала малейшие признаки брожения и подавляла

отступление от твердо установленной лютеранской догматики.

Кальвинизм, даже в его умеренной форме, рассматривался как

государственное преступление, а религиозно-сектантская оппозиция

преследовалась с необычайной жестокостью. Этико-философским и богословским

исканиям здесь, как и на юге страны, не было места. Застывший в неподвижных

догматических и богослужебных формах лютеранский протестантизм должен был

служить гарантией незыблемости феодального строя и непререкаемости власти

князя.

Проповедников «лжеучений» ждали полицейские кары. Когда канцлер

Саксонии Крелль осмелился смягчить вражду между лютеранами и кальвинистами,

он поплатился за это жизнью, казненный после нескольких лет тюремного

заключения и пыток.

В одном только Лейпциге, как указывал Ф. Меринг, было публично сожжено

20 тыс. женщин, объявленных ведьмами. При этом перед толпой, созерцавшей

«поучительное» зрелище казни, была 53 раза прочитана библия.

Если Ф. Энгельс говорил о том, что в эпоху Возрождения была сломлена

«духовная диктатура» папы, то К. Маркс, оценивая лютеранство, сложившееся к

концу XVI века в Саксонии, с горечью замечал, что оно «стало новым

папством».

4. Города и бюргерство как объект дворянской агрессии.

Несмотря на то что в начале XVII века наметились первые симптомы

начинавшегося упадка производства и торговли, крупные города на юге страны

и на Рейне продолжали поддерживать широкую международную торговлю и до

самого начала Тридцатилетней войны сохраняли свое благосостояние. На

протяжении двух с половиной столетий (с начала XIV до середины XVI века) в

Германии в обстановке крутого экономического подъема успешно протекал

процесс первоначального накопления. Результатом этого процесса явилось

сосредоточение весьма значительных денежных богатств в руках немецких

бюргеров, главным образом южногерманских и рейнских. Под знаменем

феодальной реакции уже в XVI веке началось расхищение богатств,

аккумулированных в процессе первоначального накопления: были ликвидированы

или вынуждены самоликвидироваться крупные компании. В посягательстве на

них, помимо дворянства, участвовали бюргерские круги, упорно враждовавшие с

компаниями.

В начале XVII столетия паразитическое немецкое дворянство добивалось и

добилось дальнейшего ограбления бюргерства. От вооруженного насилия на

большой дороге оно переходило к организованным действиям крупными отрядами,

как это делала банда Грумбаха. Однако крупные города были достаточно

сильны, чтобы обезопасить свои товары на немецких дорогах и отразить натиск

дворянских банд.

Возраставший налоговый и административный гнет княжеской и

императорской власти и посягательства на городские вольности питали

оппозицию, приобретавшую религиозную окраску. Горожане искали выход в

создании протестантских церковных общин, с их помощью пытаясь выйти из-под

суровой опеки католического духовенства, стремясь найти в церковной

автономии путь к защите своей муниципальной независимости. На Верхнем Рейне

и Верхнем Дунае оплотом протестантизма являлись Франкфурт, Страсбург,

Шпейер, Вормс, Нюрнберг, Ульм, Регенсбург, Донаувёрт. Не менее упорно

держались протестантизма Кёльн и Аахен на Севере.

С 1560 по 1598 год тянулась борьба жителей города Аахена против

католицизма, в защиту самоуправления и протестантизма. Еще в 1560 году

протестантам Аахена было запрещено свободное отправление богослужения. В

том же году запрещено было избирать в городской совет протестантов. В 1581

году дело дошло до восстания, в ходе которого из города были изгнаны

императорские комиссары и был избран протестантский совет. Духовенство и

знать покинули Аахен. В 1593 году последовал императорский указ о

реставрации католицизма. Применение вооруженной силы на этот раз было

предотвращено заступничеством протестантских князей.

В 1598 году император Рудольф II объявил свой «приговор», приведенный в

исполнение тремя католическими князьями. Из города изгонялись заодно с

протестантскими проповедниками и все члены совета—протестанты. С запретом

протестантского богослужения ликвидировалось и городское самоуправление.

Совет, очищенный от крамольных элементов, отныне превращался в подголосок

императора и епископа.

Упомянутые ранее события в Кёльне: изгнание эксархиепископа Гебхарда и

водворение нового архиепископа Эрнста Баварского—привели к тому, что

кёльнские горожане оказались обремененными тяжкими поборами в пользу церкви

и дворян-авантюристов Юга, поддерживавших нового пастыря.

Еще более острым был конфликт императора с Донаувёртом, который повлек

за собой окончательное размежевание сил в преддверии назревавшей в Германии

гражданской войны.

В 1580 году епископ Марквард Аугсбургский завладел не только церковной

властью, но и светской юрисдикцией в Донаувёрте. С этого момента

католический клир своим поведением бросал вызов населению протестантского

города. Не находя защиты у императора, совет города обратился за

содействием к собравшемуся в Вормсе съезду имперских городов, который

оказал моральную поддержку горожанам и магистрату Донаувёрта. Полученный в

городе императорский указ об опале вызвал в 1607 году восстание плебейских

масс города, знавших, что им придется расплачиваться за немилость

императора. Они не ошиблись. В том же году город был обложен контрибуцией,

которую не было надежды покрыть целому поколению горожан. Столь же тяжким

ударом явилось превращение Донаувёрта из имперского города в город,

подвластный католическому баварскому дому.

На удар, незаслуженно нанесенный Донаувёрту, отозвались другие города.

Стремление восстановить Донаувёрт в правах имперского города послужило

толчком для образования в 1608 году евангелической унии.

Если до возникновения евангелической унии дворяне рассчитывали на

«легальное» обирательство с помощью налогов и пошлин, то наличие

протестантской организации открывало новое русло дворянским

посягательствам. Отныне бесчинство в том или ином городе и его ограбление

стали оправдываться вероисповедной непримиримостью. Католическая реакция

давала стихийно проявлявшемуся движению благочестивый лозунг, она вводила

безудержный дворянский разбой в широкое русло организованной

внутригерманской крестоносной экспансии. Эта экспансия облекала

грабительскую алчность в одеяние религиозной нетерпимости. Однако

объективный смысл всей этой экспансии сводился к тому, чтобы довести до

конца экспроприацию богатств, оказавшихся в руках бюргеров в результате

первоначального накопления.

Разгром городов и расхищение их богатств становились благочестивой

приманкой для немецкого дворянства и примыкавшего к нему деклассированного

сброда, подобно тому, как это имело место четырьмя столетиями ранее во

Франции, где феодальные силы под знаменем альбигойского похода растоптали и

уничтожили благосостояние и культуру южнофранцузских городов.

Трагический для Германии анахронизм состоял в том, что чреватый

губительными последствиями для экономического развития страны разгром

городов становился фактом семнадцатого, а не тринадцатого столетия.

Ответом на образование евангелической унии явилось возникновение в 1609

году католической лиги. Именно в этой организации стали сплачиваться

католические дворяне. Во главе лиги стал крупнейший из южногерманских

католических князей—Максимилиан Баварский (1597—1651 гг.), для которого

религиозные цели никогда не заслоняли политических соображений. Политика

начинавшейся жестокой католической реакции не помешала этому государю

ограбить и лишить свободы Зальцбургского архиепископа, а стремление

единовластно господствовать над лигой побудило его воспротивиться

вступлению в нее трех рейнских архиепископов. Не желая усиливать

Габсбургов, Максимилиан долгое время сохранял корректные отношения с

евангелической унией.

Это последнее обстоятельство доказывает, что усилению императорской

власти с самого начала противились не только протестантские, но и

католические князья.

Вероисповедная солидарность ни при каких условиях не могла устранить

глубокого противоречия между централизаторскими стремлениями императорской

власти и столь сильным в Германии княжеским сепаратизмам

5. Датская интервенция.

Немецкие протестантские князья после разгрома Чехии с тревогой ожидали,

что победители, собравшие значительное войско, потребуют от них возврата

отнятых у церкви земель. Чтобы избежать этой опасности, они готовы были

воспользоваться помощью Франции и Голландии.

9 декабря 1625 г. Англия и Голландия заключили договор с датским

королем Христианом IV (1588—1648гг.), которого получение английских и

голландских субсидий обязывало к вторжению в Германию.

Осложнение англо-французских отношений не дало возможности Франции

поставить подпись своего представителя рядом с подписью английского

представителя под официальным текстом договора, заключенного с Данией.

Это не помешало Франции предоставить датскому королю французскую

субсидию в дополнение к голландской и английской.

Внешнеполитическая концепция Франции при развязывании датской

интервенции нашла отражение в докладной записке дипломата Фанкана, видимо,

предназначавшейся для Ришелье. Основная мысль документа заключалась в том,

что экономическим интересам Дании, Англии и Франции противоречит усиление

Габсбургов и возможность использования ими больших-ресурсов Германии.

Именно поэтому не следует допускать капитуляции Дании перед императором.

Материальная и дипломатическая поддержка держав, облегчила Христиану IV

намеченный им план захвата нижнегерманских земель.

При этом датская интервенция и ее захватнические цели маскировались

широко возвещенным намерением датского короля прийти на помощь своим

немецким единоверцам—протестантским князьям.

Успешные военные действия датских войск, поддержанные силами немецких

протестантов, изменили обстановку. Этим успехам способствовал разлад в

лагере сторонников императора.

Полководец католической лиги Тилли добивался от императора Фердинанда

II увеличения военных сил лиги. Однако император противился чрезмерному

усилению лиги, глава которой недвусмысленно давал понять, что он отнюдь не

является сторонником усиления императорской власти.

При подобных условиях император воспользовался соблазнительным для него

предложением чешского дворянина Валленштейна, взявшего на себя обязанность

сформировать большую армию, не прибегая к затратам императорской казны.

Даровитый полководец XVII века и политический авантюрист Альбрехт

Валленштейн был не только преобразователем военного дела, пересмотревшим и

изменившим принципы тогдашней стратегии и тактики, он был, кроме того,

убежден в том, что «война кормит войну», в том, что армия, где бы она ни

проходила и где бы она ни была расквартирована, может и должна

довольствоваться за счет местного населения.

Поощряя насилия и мародерство, Валленштейн для тысяч дворян и для

десятков тысяч деклассированных, безземельных и лишенных заработка людей

олицетворял боевую разбойничью удачу, безнаказанность насилия над

горожанами и деревенскими жителями. Именно поэтому ему удалось навербовать

огромную армию, не прибегнув к затратам казны и собрав под своим знаменем

солдат, поверивших в то, что их за все вознаградит предстоящая добыча.

Победы Валленштейна над войсками Христиана IV положили конец датской

интервенции, лишили Христиана IV завоеванных им немецких территорий и

заставили его отвести свои войска обратно в Данию.

Любекский мир 1629 года сохранял за Данией ее прежние владения, но

обязывал ее короля к отказу от вмешательства в германские дела и очищению

захваченных германских территорий.

Война с Данией . не прекратила внутренней войны. В 1627 году войска

полководца лиги Тилли обирали Бремен, Брауншвейг, Люнебург, а Валленштейн

расквартировал свою армию в Бранденбурге, запретив курфюрсту собирать

подати. Отныне каждый мушкетер получал по 7, а рейтар по 12 гульденов в

месяц; сверх этих значительных сумм солдаты вымогали продовольствие у

местного населения.

Как и в начале войны, дворяне и ландскнехты подвергали провинции

Германии систематическому ограблению, и трудящееся население страны

одинаково разорялось, независимо от того, чье знамя господствовало в той

или иной провинции.

6. Политические планы Валленштейна

Валленштейн своим поведением озадачил и встревожил пристально

наблюдавших за ним германских и иностранных политических деятелей.

К своему прежнему, полученному от императора титулу герцога

Фридляндского он присоединил не только звание герцога Мекленбургского, но

также и странно звучавший титул адмирала Немецкого и Океанического морей. С

необычайным упорством боролся он за каждую пядь береговой территории и,

встретив сопротивление со стороны осажденного Штральзунда, заявил, что

возьмет этот город даже в том случае, если тот оказался бы прикованным

цепями к небесам. Еще до окончания датской войны он поручил полковнику

Арниму занять войсками и тщательно укрепить все гавани Померании и,

задерживая все корабли, которыми удастся овладеть, вооружить их, ибо

«Густав-Адольф — хитрец, за которым надо следить в оба». Адмирал

несуществующего флота давал понять, что настало время возродить былую мощь

Ганзы и доставить Германии почетную роль в мореплавании и колониальной

торговле.

В 1628 году на любекском ганзетаге представители ганзейских городов

совещались о том, следует ли им примкнуть к делу, начатому Валленштейном, и

отважиться на оснащение союзного флота, который стал бы флотом Германии.

Это предложение, таившее в себе огромный риск, было отклонено осторожными

ганзейцами, и тем самым дерзким планам Валленштейна был нанесен первый

удар.

В его речах и невзначай брошенных репликах проявлялось нескрываемое

пренебрежение к немецким князьям, как истинным виновникам политической и

военной слабости Германии. «Князей,—говорил он, - следует посократить. Они

больше не нужны; как во Франции и Испании только, один король, так и в

Германии должен повелевать только один император».

В этом и других сходных высказываниях намечались контуры дерзкого

плана. Полководец, провозгласивший себя адмиралом, намеревался превратить

носителя призрачного императорского титула в подлинно единодержавного

государя, а мелкодержавных немецких государей в верноподданных

землевладельцев.

На пути к осуществлению смелых замыслов Валленштейна стояли

труднопреодолимые преграды. Одной из них являлось наличие двух враждующих

лагерей: католического и протестантского.

Для Валленштейна приверженность католическому знамени всегда была делом

холодного расчета. В начале своей карьеры он среди своих соотечественников-

чехов был едва ли не единственным талантливым офицером, примкнувшим к

угнетавшему его родину католическому окружению императора. Занятая им

позиция и услуги, оказанные Габсбургам, были щедро вознаграждены.

Возглавляя огромную армию, Валленштейн не только намекал на возможность

разграбления папского Рима, но и заявлял: «Пусть дьявол и адское пламя.

засядут попам в потроха!».

Подобные фразы, произнесенные перед строем солдат, становились

известными всюду. Валленштейн полагал, что конец затянувшейся

внутригерманской распре сможет положить лишь большая завоевательная война

за пределами Германии под императорским знаменем.

Такая война и связанные с ней трофеи казались способными прельстить

дворян обоих вероисповеданий, и в войске Валленштейна велись толки о

богатствах зарубежных стран и о походах, обещающих эти богатства.

Однако осуществлению подобных планов больше всего мешала растущая

ненависть князей к победоносному полководцу и его замыслам. В самом

существовании полководца, командующего 100-тысячной армией и сильного

доверием солдат, таилась явная угроза для немецких князей.

Слова полководца о том, что император в Германии должен быть столь же

силен, как король во Франции, звучали для мелкодержавных государей" как

смертный приговор. Когда же Валленштейн заговорил о том, что настала пора

упразднить старые «земские чины» (сое-ловно-представительные собрания

'немецких земель), когда он заявил, что император должен быть

наследственным государем, не нуждающимся в избрании князьями, это было

воспринято курфюрстами как объявление войны, как неслыханное посягательство

на их власть и на «немецкую свободу».

Уже в 1627 году в Мюльгаузене состоялось совещание католических и

протестантских курфюрстов с участием Саксонии и Бранденбурга, после

которого император получил совместный протест всех курфюрстов против

злоупотреблений Валленштейна как командующего вооруженными силами.

Требование Валленштейна о выводе войск лиги из Мекленбургских квартир

было воспринято как переход от слов к действиям.

7. Итоги Тридцатилетней войны.

Страшными были итоги войны. Беспримерными оказались причиненные ею

опустошения. Скорбью и гневом наполнены показания современников и

очевидцев, повествующих о том, что представляла собой Германия в последние

годы войны и в период, следующий за ее окончанием.

Выдающимся литературным памятником, отображающим будни и бедствия

Тридцатилетней войны, является произведение Ганса Гриммельсгаузена

«Симплициус симплициссимус» (в переводе сПростак простейший»). Автор этого

замечательного произведения — солдат поневоле, писатель по призванию,

патриот по убеждению, крестьянский сын, плоть от плоти трудового народа

Германии, не мог равнодушно взирать на сожженные селения, на трупы детей и

женщин, на одичавшую землю и одичавших сынов горячо любимой родины.

В своих зарисовках наблюдательного художника Гриммельсгаузен запечатлел

картины солдатского бесчинства, нарисовал людей, которых долголетняя война

довела до полного морального растления, изобразил ни с чем не сравнимые

страдания беззащитного трудового народа.

Художественное полотно, созданное кистью мастера и подлинно народного

немецкого художника, лишь дополняется документальными данными,

свидетельствующими языком цифр и фактов о величайшей трагедии, пережитой

Германией в XVII столетии.

Систематизации фактических данных о итогах Тридцатилетней войны

посвящены работы К. Т. Инама-Штернега и Р. Хёнигера, рисующие убедительную

картину величайшего упадка Священной Римской империи.

Население Чехии, достигавшее в 1618 году 3 млн., к концу войны

сократилось до 780 тыс. человек. Из 34700 чешских деревень уцелело всего 6

тыс. В Саксонии только за два года шведских опустошений (с 1630 по 1632 г.)

погибло 934 тыс. человек. В провинции Лаузиц вместо 21 деревни,

существовавшей до войны, сохранилось лишь 299 крестьянских хозяйств.

В Виттенбергском округе Саксонии на 74 кв. км приходилось 343 брошенных

поселения. В Пфальце из полумиллиона жителей в 1618 году к 1648 году

осталось всего 48 тыс. В Вюртемберге еще в 1634 году насчитывалось 313

тыс., а к 1645 году осталось лишь 65 тыс. жителей.

К концу войны в прославленном Аугсбурге вместо 80 тыс. оставалось лишь

16 тыс. жителей, а в Кёльне — вместо 60 тыс. всего 25 тыс.

Горожане, подвергавшиеся разграблению и не находившие сбыта своим

изделиям, переселялись в деревенские местности, чтобы найти там

безопасность и пропитание, обрабатывая клочок огорода.

О том, как медленно впоследствии восстанавливалась прежняя численность

народонаселения, говорит следующий пример: в одном из округов Тюрингии —

Гиннеборгском — в 1634 году насчитывалось 1773 семейства. К 1649 году

уцелело всего 313 семейств, и лишь через 200 лет, в 1849 году, количество

семейств достигло в этом округе 1916, едва превысив, таким образом, цифру

1634 года.

Вышедший в ГДР «Учебник для политшкол» обобщает вызванную

Тридцатилетней войной убыль населения в двух цифрах: из 20 млн. населения к

концу войны осталось лишь 4 млн.

Катастрофический характер обезлюдения страны иллюстрируется мерами, к

которым прибегала во Франконии католическая церковь, проявившая присущий ей

практицизм и приспособляемость. Крестьянам разрешалось иметь ...двух жен, а

для мужчин пострижение в монахи допускалось лишь с 60-летнего возраста

(мера, разумеется, отмененная в дальнейшем). Страна изменила даже свой

внешний облик. В Ганновере исчезли корабельные леса, вырубленные шведами. В

земледельческих областях опустели многолюдные деревни, пахотные поля

.зарастали сорняками, вслед за сорняками шли в наступление леса,

завладевшие обширными пространствами. На одичавшей земле множились волчьи

стаи.

Курфюрст Иоганн Георг Саксонский, истребивший со своей челядью за 45

лет 3500 волков и 200 медведей, объявил волков чем-то вроде национальной

опасности и по этому случаю осчастливил своих уцелевших подданных «волчьим

налогом», кстати, сохранившимся вплоть до 1848 года.

К результатам стихийного опустошения приходится добавить сознательно

нанесенный ущерб, причиненный завоевателями народному хозяйству. Планомерно

разрушались заводы по производству железа, проволоки, литейные заводы и

рудные копи. Нужные, сведущие в своем деле работники принудительно

выселялись в Швецию.

Материальным бедствиям сопутствовал неизбежный культурный упадок

страны. Среди огня и разрушения, погромов и зверских насилий выросло

поколение, не знавшее грамоты и школы, прятавшееся в норах и лесах, жившее

в постоянном страхе и горькой нужде, травимое ландскнехтами и драгунами.

Специалисты утверждают, что даже немецкий язык в период долгого безвременья

подвергся порче, огрубел и упростился, оказался засоренным чужеземными

словами и вульгаризмами.

Таков трагический итог Тридцатилетней войны, о ко- . тором говорят и

сухие цифры, и гневные страницы Гриммельсгаузена, и исследования таких

историков, как К. Т. Инама-Штернег и Р. Хёнигер.

На этом фоне резко выделяется тенденциозная попытка известного

экономиста-историка В. Зомбарта не только преуменьшить гибельные

последствия Тридцатилетней войны, но и реабилитировать в глазах читателей

само понятие войны, вопреки фактам и здравому смыслу, возвести войну в ранг

созидательного фактора, якобы способствующего хозяйственному прогрессу.

Будучи не в состоянии опровергнуть неоспоримые данные о последствиях

Тридцатилетней войны, Зомбарт стремится их обесценить, заявляя, что жалобы

на разрушительные последствия войны повторяются в любой стране из века в

век, а потому-де в них надо видеть лишь традиционное преувеличение,

лишенное всякой достоверности. Зомбарт успокаивает читателей справкой, из

которой явствует, что Европа в XVI столетии знала лишь 25 мирных лет, а в

XVII и того менее—только 21 год. Тем самым Тридцатилетняя война произвольно

отождествляется с другими войнами, совершенно не сходными с ней по

длительности и масштабам.

Все это делается для того, чтобы внушить читателям мысль о войне как

неизбежном явлении, сопутствующем Даже периодам экономического подъема и

якобы таящем в себе семена этого подъема.

Смысл всей этой бездоказательной, но настойчивой фальсификации,

допускаемой в оценке итогов одной из самых опустошительных войн германского

прошлого, раскрывается датой предисловия к книге Зомбарта:

12 ноября 1912 г. Еще яснее цель автора раскрывают строки самого

предисловия: «Случаю угодно, чтобы эта , книга появилась в такое время,

когда военные интересы Ш снова все более овладевают душами. Умы благодаря

этому становятся более подготовленными к постижению того единственно

великого значения, которое война имела, имеет и будет иметь для нашей

культуры, покуда судьбы народов будут определяться мужами».

Разумеется, вовсе не случай обусловил фальсификацию итогов крупнейшей

международной войны прошлого накануне первой мировой войны XX столетия.

Попыткой исказить роковые уроки Тридцатилетней войны и заодно

реабилитировать всякую войну вообще Зомбарт способствовал пропагандистской

подготовке империалистической войны и своими фальсификаторскими ухищрениями

предуказывал путь будущей фашистской пропаганде.

Список использаванной литературы

1. Штокмор В.В. История Германии средние века

М.: 1983г.

2. Ливанцев К.Е. История буржуазного государства и права Изд. «Дрофа»

1992г.

3. Люблинская А.Д. Германия в Средние века. Абсолютизм 1630 – 1642 г.г.

М.: Юрайт 1995г.

4. Исторя государства и права зарубежных стран Ч.1-2 Под ред. проф.

Крашенинниковой Н.А. и проф.Жидкова О.А. М.: Издательская группа

ИНФРА. М- НОРМА, 1997г.