Сказание о мутьянском воеводе Дракуле. Отношение автора к герою

Сказание о мутьянском воеводе Дракуле. Отношение автора к герою

Московский Государственный Университет

им. М.В. Ломоносова

факультет иностранных языков

кафедра истории России

«Сказание о мутьянском воеводе Дракуле. Отношение автора к герою»

курсовая работа

студента 1 курса д/о

группы А-101

Цагова Амира

научный руководитель

к.и.н., доц. Павловский О.В.

Москва

2003

План

I). Введение.

Характеристика работы. Составные части работы. Постановка цели и

определение средств и методов её достижения.

1). Вопрос об авторстве

2). Ассоциация образа Дракулы с личностью Ивана Грозного

II). Глава I. Граф Дракула. Реальный и литературный образы

1). Биография.

2). Происхождение прозвища. Аналогия с Дьяволом.

3). Дракула-вероотступник

III). Глава II. Сказание о Дракуле; Анализ текста.

1). Композиция Сказания

2). Анализ текста

IV). Заключение

V). Список использованной литературы

Введение.

Сказание о Дракуле воеводе появилась в русской письменности в

последней четверти ХV века. Старейший список древнейшей редакции, переписан

в 1490 г. иеромонахом Кирилло-Белозерского монастыря Ефросином.

Сказание о Дракуле» состоит из ряда эпизодов-анекдотов о «мунтьянском»

(румынском) князе Владе, известном под прозвищами Цепеша (то есть «Сажателя

на кол», «Прокалывателя») и Дракулы («Дракона»). Анекдоты стали известны

русскому автору во время его пребывания в соседних с Румынией землях. О

своем пребывании в Венгрии с какими-то спутниками автор сам упоминает в

повести (мы «видели», «при нас умер»), судя по сообщенным им сведениям, он

был там в 80-х гг. XV в. (после смерти Дракулы). Эти указания позволяют

прийти к выводу, что автором повести был русский посол в Венгрии и Молдавии

— скорее всего дьяк Ивана III Федор Курицын, возглавлявший в 1482-1484 гг.

русское посольство к венгерскому королю Матвею Корвину и молдавскому

господарю Стефану Великому.

Что касается иностранных источников, то здесь наиболее значительны

немецкие, венгерские, поздневизантийские и русские.

Среди немецких следует выделить десятки печатных памфлетов XV века,

повествующих о "садистических" деяниях господаря-изверга, а также

аналогичной тематики стихи венского миннезингера М.Бехайма. Точка зрения

венгров представлена итальянским гуманистом А.Бонфинио, автором латинской

хроники, подвизавшимся при дворе Матьяша Хуньяди. Она мало чем отличалась

от немецких текстов - о православном государе, сжигавшем католические

монастыри, писали католики. С большей симпатией относятся к Дракуле

византийские историки XV века Дука, Критовул, Халкондил, но и они, главным

образом, пересказывают истории о свирепых шутках Цепеша. На Руси же было

популярно "Сказание о Дракуле воеводе", где основным преступлением Влада

III объявлялась измена православию.

Цель данной работы состоит в том, чтобы попытаться, на сколько это

окажется возможным, определить отношение автора сказания к герою. Для этого

необходимо учесть ряд факторов: саму личность автора, его политические и

религиозные симпатии и антипатии, историческую эпоху, в период которой

создавался этот литературный памятник.

Данная работа состоит из двух глав, введения и заключения. Во введение

поставлена задача работы и методы её решения, дана характеристика работы,

также во введении обсуждается вопрос об авторстве.

Что касается первой главы, то в ней дана биография Дракулы,

обсуждается вопрос о происхождении его прозвища, и вопрос о

вероотступничестве.

Вторая глава посвящена анализу текста и подведению итогов работы.

1) Вопрос об авторстве.

Историческим прототипом Дракулы был Влад Цепеш, валашский воевода в

годы 1456-1462 и 1476. Вопрос о том, является сказание о Дракуле

произведением оригинальным или оно заимствовано, спорен. Ещё в начале 40-х

годов Востоков, основываясь на заключительной части повести, где сказано о

сыновьях Дракулы: «Один сын при короле живет, а другой был у Варданского

епископа и при нас умер, а третьего сына, старшего, видели тут же в Буде»,

заключает, что автор был в Венгрии при короле Матвее. А так как в 1482г.

Иван III посылал к этому королю дьяка Фёдора Курицына для утверждения

мирного договора, то Востоков считал вероятным написание повести или самим

Курицыным, или кем-либо из его свиты – на основании рассказов очевидцев или

людей, в памяти которых ещё свежо было воспоминание о Цепеше-Дракуле[1]. Но

очевидно, что сыновей Дракулы в Будине мог видеть кто угодно и не

непременно русский автор, и то, что поездка Фёдора Курицына в Венгрию

совпала со временем пребывания этих сыновей в Будине, слишком мало ещё

говорит в пользу авторства Курицына или члена его посольства. В дальнейшем

ряд исследователей приписывали повести то русское, то иностранное

происхождение (сохранились позднейшие старонемецкие тексты, в которых

фигурирует Дракула). В частности, А.И. Соболевский полагал, что эта повесть

восходит к одному из летучих листков XVв., но что редактором или

переводчиком её мог быть Фёдор Курицын[2]. А.Д. Седельников[3] отвергает

авторство Фёдора Курицына, вернувшегося в Москву лишь в 1486г., на том

основании, что старейший список повести, датированный 1490 г., как указано

в тексте, восходит к списку, датируемому 13 февраля 1486г. Хронологическое

затруднение здесь оказывается тем более очевидным, что самый оригинал

списка 1486г., естественно, должен иметь ещё более раннюю датировку. Не

исключено, однако, по мнению А.Д. Седельникова, возможность других,

неофициальных сношений Москвы с Венгрией и посольств в Венгрию. Быть может,

автор повести и был в Венгрии одновременно с посольством Курицына, но

вернулся в Москву раньше и другим путём. В самой форме повести

исследователь видит один из старейших образцов «сказок-отписок», исходивших

из посольской среды и позже.

2). Ассоциация образа Дракулы с личностью Ивана Грозного.

Сказание о Дракуле, начиная с конца XVв. Вплоть до XVIIIв.,

распространилась в значительном количестве списков, что свидетельствует о

немалой её популярности. Враждебно настроенные к Ивану Грозному слои

русского общества, главным образом, вероятно, бояре ассоциировали образ

Дракулы с личностью Грозного, круто расправлявшегося со своими

политическими противниками, которых поддерживали и иностранцы. Показательно

с этой стороны то, что к Грозному они позже приурочили первый эпизод,

рассказанный в повести о Дракуле. Так, англичанин Коллинз, врач царя

Алексея Михайловича, в своей книге о России сообщает, что Иван Грозный,

принимая французского посла, велел пригвоздить к его голове шляпу за то,

что он не снял её перед царём.

Перед тем как перейти к первой главе, следует сказать, что для

достижения цели, поставленной в данной работе, необходимо установить

личность самого Дракулы, опредилить определяющие моменты той исторической

эпохи, отделить реальный образ Дракулы от модифицированного литературного.

Этому и будет посвящена первая глава данной работы.

Глава I

Граф Дракула. Реальный и литературный образы.

1) Биография.

Румынский господарь Влад III, более известный как Дракула (1431-1476),

происходил из рода Басараба Великого, правителя Валахии (1310-1352), в

тяжелой борьбе отстоявшего независимость своего государства от Венгрии.

Дед Дракулы - воевода Мирча Старый (1386-1418) - благодаря своей

государственной мудрости и военным удачам заслужил славу румынского

Шарлеманя, хотя в итоге признал себя вассалом Османской Турции. Но тут уж у

него просто не было выхода. В XV веке православная Валахия оказалась

яблоком раздора для двух супердержав - Венгрии и Оттоманской Порты. За

Венгрией стояло тогда все католичество, предпринявшее очередное наступление

на православие, Порта же, борясь за лидерство в исламском мире,

претендовала и на лидерство глобальное. Сохранить независимость, воюя на

два фронта, не представлялось возможным, однако уступка Венгрии повлекла бы

католизацию страны, а Порта в религиозной политике отличалась большей

терпимостью. Мирча Старый выбрал меньшее зло, на его, конечно, взгляд.

Борьба двух супердержав реализовывалась в смене хозяев валашского трона.

Как правило, принц из династии Басараба, претендовавший на трон, уже

занятый ставленником одной из держав, получал поддержку (финансовую,

военную и т.п.) от ее соперницы. После чего претендент, опираясь на группу

недовольных бояр, затевал смуту и, если удача ему сопутствовала, становился

господарем.

2) Происхождение прозвища. Аналогия с Дьяволом.

Отец Дракулы, еще не заняв престол, вступил при дворе Сигизмунда

Люксембурга в элитарный Орден Дракона, основанный в 1387 году венгерским

королем ("по совместительству" - главой Священной Римской империи) для

борьбы с неверными, главным образом - турками. Орден этот, его элитарный

характер и герб описаны Э.Виндеке, современником и биографом Сигизмунда

Люксембурга. Став господарем, Влад II по относился к рыцарским обязанностям

настолько серьезно, что повелел изобразить дракона - элемент орденской

символики - даже на монетах, изображение на которых считалось сакральным.

Соответственно, неуемный рыцарь и заработал мрачноватое прозвище. И все-

таки, излагая "эмблематическую" версию, даже её сторонники Р.Флореску и

Р.Макнелли оговариваются: возможно, современники понимали прозвище

господарей буквально. Смысл орденской символики государь не разъяснял всем

и каждому, зато изображение дракона вызывало у многих вполне определенные

ассоциации. Опять же, Орден Дракона в качестве орудия борьбы с неверными

выглядит довольно странно, а если учесть, что создавался он в эпоху

небывалого распространения всякого рода ересей и чернокнижничества, то

возникает закономерный вопрос: не поклонялись ли рыцари дракону-дьяволу?

Прямых свидетельств того, что Влад II считался колдуном, нет, однако,

если немыслимое для христианского государя прозвище все же закрепилось (вне

зависимости от причин его появления), значит, в народном сознании сложилось

соответствующее представление. То же самое можно сказать и о Владе III. Чем

бы ни было обусловлено прозвище господаря, оно сохранилось в фольклоре,

т.е. информация, в нем заложенная, оставалась актуальной. Имя "Дракула"

можно понимать и как "сын человека по прозвищу Дракул" (Халкокондил именует

"Дракулой" и Цепеша, и Раду Красивого - другого сына Влада II), и как

"приверженец Дьявола, следующий путями тьмы". Такого рода указания вовсе не

обязательно относятся к области морали, чаще всего имеется в виду связь с

не чистой силой.

3). Дракула-вероотступник.

Впрочем, если бы не было мифологически-фольклорных указаний на

вампиризм Цепеша, все равно было бы правомерно соотнести имя Дракулы с

легендами об упырях. У румын существует поверье: православный, отрекшийся

от своей веры (чаще всего принявший католичество), непременно становится

вампиром, переход же в католичество Влада III, некогда грабившего

католические монастыри, безусловно, стал весьма впечатляющим событием для

его подданных-единоверцев. Вполне вероятно, возникновение этого верования

обусловлено механизмом своеобразной "компенсации": переходя в католичество,

православный, хотя и сохранял право на причащение Телом Христовым,

отказывался от причастия Кровью, поскольку у католиков двойное причастие -

привилегия клира. Соответственно, вероотступник должен был стремиться

компенсировать "ущерб", а коль скоро измена вере не обходится без

дьявольского вмешательства, то и способ "компенсации" выбирается по

дьявольской подсказке.

В XV веке тема вероотступничества особенно актуальна: это эпоха

наиболее интенсивной католической экспансии, что уже отмечалось выше.

Именно тогда гуситы воевали со всем католическим рыцарством, отстаивая

"право Чаши" (т.е. право причащаться Кровью Христовой, будучи католиками-

мирянами), за что их и прозвали "чашниками". Борьбу с "чашниками" возглавил

император Сигизмунд Люксембург, и как раз тогда, когда отец Дракулы стал

"рыцарем Дракона", главным противником Ордена были не турки, а мятежники-

гуситы. Современники вполне могли видеть в Дракуле упыря, однако следует

учитывать, что их представление о вампирах существенно отличалось от

нынешнего, сложившегося благодаря литературе "ужасов" и кинематографу и

восходящего к романтичской и неоромантической литературе, а также к

преданиям XVII-XVIII веков.

Перед тем как перейти ко второй главе, следует подчеркнуть

необходимость анализа самого текста сказания, т.к. это один из важнейших

моментов в достижении цели, поставленной в данной работе. Помимо этого

необходимо попытаться определить авторство данного литературного памятника,

для чего следует принять во внимание мнение историков по этому вопросу.

Глава II

Композиция сказания; Анализ текста.

Текст сказания был мною взят из Хрестоматии по древней русской

литературе под редакцией Н.К. Гудзия.

1). Композиция сказания.

Повесть по своей композиции очень несложна: она представляет собой

соединение нанизанных один на другой анекдотичных случаев из жизни Дракулы.

В его лице соединяются различные, порой противоречивые качества: он прежде

всего непомерно жесток и коварен и притом безгранично своеволен, до

самодурства. Но вместе с тем Дракула - страстный, хотя и очень суровый и

прямолинейный оберегатель правды и ненавистник зла. Он очень находчив и

умеет ценить находчивость и ум и у других, щедро одаряя их, вместо того,

чтобы казнить.

2). Анализ текста.

Учитывая то, что текст состоит из ряда эпизодов, описывающих деяния

Влада Цепеша, то и анализировать их нужно соответственно каждый в

отдельности, а затем подвести итог и выделить главные и наиболее важные

моменты. С самых первых строк ясно виден настрой автора по отношению к

Дракуле.

«Был в Мунтьянской земле воевода, христианин греческой веры, имя его

по-валашски Дракула, а по-нашему —Дьявол. Так жесток и мудр был, что,

каково имя, такова была и жизнь его». (История древней русской литературы.

– М.:Просвещение., 1966. – С.269)

С самого начала автор акцентирует внимание на жестокости Дракулы,

заранее настраевая читателя на негативное отношение к герою, т.к.

жестокость никогда не считалась достоинством. Помимо этого автор проводит

аналогию между Дракулой и Дьяволом. Тут русский книжник XV века допускает

ошибку, хотя и не принципиальную. По-румынски "дьявол" - это "дракул", а

"Дракула" - "сын дьявола". Прозвище "Дракул" получил отец Влада III, однако

историки традиционно объясняют, что связь с нечистой силой тут ни при чем.

"Дракул" означает по-румынски не только "дьявол", но и "дракон".

Привидем ещё одну выдержку из текста сказания

«Однажды пришли к нему послы от турецкого царя и, войдя,поклонились по

своему обычаю, а колпаков, своих с голов не сняли. Он же спросил их:

«Почему так поступили: пришли к великому государю и такое бесчестие мне

нанесли?» Они же отвечали: «Таков обычай, государь, в земле нашей». А он

сказал им: «И я хочу закон ваш подтвердить, чтобы следовали ему неуклонно».

И приказал прибить колпаки к их головам железными гвоздиками, и отпустил их

со словами: «Идите и скажите государю вашему: он привык терпеть от вас

такое бесчестие, а мы не привыкли, и пусть не посылает свой обычай блюсти у

других государей, которым обычай такой чужд, а в своей стране его

соблюдает». (История древней русской литературы. – М.:Просвещение., 1966. –

С.270)

Анализируя данный отрывок становится ясно, что автор не изменяет

своему стилю, в очередной раз подчеркивая жестокость Дракулы. Но в то же

время здесь прослеживается ирония, которая может остаться поначалу

незамеченной. По моему мнению, автор сказания справился со своей задачей,

показав Дракулу как гордого, безкомпромисного и безжалостного правителя( по

крайней мере, по средневековым меркам ) т.к. в данном случае послы проявили

явное неуважения к нему, не сняв свои головные уборы, тем самым пренебрегая

традициями страны, на территории которой они находились на правах гостей.

Нельзя забывать так же и о религиозной принадлежности автора ( он вряд ли

симпатизировал турецким послам, исповедующим ислам). А в отношении Дракулы

автор, как мне кажется, следует, поставленной перед ним задачи, состоящей в

представлении Дракулы как самодурного и жестокого человека. Следует

отметить и то, что этот поступок Дракулы был, несомненно, вызывающе смелой

демонстрацией независимости.

Перейдем к анализу следующего эпизода.

«Царь был очень разгневан этим, и пошел на Дракулу войной, и

напал на него с великими силами. Дракула же, собрав все войско свое, ударил

на турок ночью и перебил множество врагов. Но не смог со своей небольшой

ратью одолеть огромного войска и отступил. И стал сам осматривать всех, кто

вернулся с ним с поля битвы: кто был ранен в грудь, тому воздавал почести и

в витязи того производил, а кто в спину, — того велел сажать на кол,

говоря: «Не мужчина ты, а баба!» А когда снова двинулся против турок, то

так сказал своим воинам: «Кто о смерти думает, пусть не идет со мной, а

здесь остается». Царь же, услышав об этом, повернул назад с великим

позором, потеряв без числа воинов, и не посмел выступить против Дракулы».

(История древней русской литературы. – М.:Просвещение., 1966. – С.270).

Здесь акцент опять-таки падает на жестокость Дракулы. Если в

предыдущем эпизоде его жестокость была направлена против иностранных

послов, то в данном случае абсолютно равносильную ей жестокость испытали на

себе его же собственные товарищи по оружию. Тем самым автор показывает, что

Дракула одинаково жесток как по отношению к чужим так и к своим.

«Был в земле его источник и колодец, и сходились к тому колодцу и

источнику со всех сторон дороги, и множество людей приходило пить из того

колодца родниковую воду, ибо была она холодна и приятна на вкус. Дракула же

возле того колодца, хотя был он в безлюдном месте, поставил большую золотую

чару дивной красоты, чтобы всякий, кто захочет пить, пил из той чары и

ставил ее на место. И сколько времени прошло — никто не посмел украсть ту

чару.» (История древней русской литературы. – М.:Просвещение., 1966. –

С.269)

Данный эпизод красноречиво говорит о том, что Дракула внушал огромный

страх своим подданным, что у них даже не возникало мысли украсть чашу.

Причиной чему было, то что они знали жестокий нрав своего правителя, и

особо на его милосердие не расчитывали.

«Однажды ехал Дракула по дороге и увидел на некоем бедняке ветхую и

разодранную рубашку и спросил его: «Есть ли у тебя жена?» — «Да, государь»,

— отвечал тот. Дракула повелел: «Веди меня в дом свой, хочу на нее

посмотреть». И увидел, что жена бедняка молодая и здоровая, и спросил ее

мужа: «Разве ты не сеял льна?» Он же отвечал: «Много льна у меня,

господин». И показал ему множество льна. И сказал Дракула женщине: «Почему

же ленишься ты для мужа своего? Он должен сеять, и пахать, и тебя беречь, а

ты должна шить ему нарядные праздничные одежды. А ты и рубашки ему не

хочешь сшить, хотя сильна и здорова. Ты виновна, а не муж твой: если бы он

не сеял льна, то был бы он виноват». И приказал ей отрубить руки, и труп ее

воздеть на кол.» (История древней русской литературы. – М.:Просвещение.,

1966. – С.270)

Эта история напоминает своего рода анекдот, основной мыслью которого

является жестокость Дракулы. Своеобразный черный юмор. Оригинальная и в

какой-то степени примитивная логика присуждаемая Дракуле снова акцентирует

внимания читателя на его кровожадности и безжалостности, даже по отношению

к женщине. Необыкновенную жестокость проявлял Дракула также и по отношению

к женщинам, нарушавшим целомудрие.

Далее следует очень интересный в плане анализа эпизод.

«Изготовили мастера для Дракулы железные бочки, а он наполнил их

золотом и погрузил в реку. А мастеров тех велел казнить, чтобы никто не

узнал о его коварстве, кроме тезки его — дьявола.» (История древней русской

литературы. – М.:Просвещение., 1966. – С.271)

Здесь автор чуть ли не прямо называет Дракулу дьяволом, приводя в

пример жестокий поступок, на который, по мнению автора, кроме него способен

лишь сатана. Автор как бы расшифровывает миф, подчеркивая, что валашский

господарь не просто тезка дьявола, но и действует словно колдун, по

определению с дьяволом связанный.

Далее в сказании рассказывается о том как Дракула терпит поражение в

битве с угорским королём Матвеем, попадает в плен и выдворяется в темницу в

Вышеграде на Дунае, а в Мутьянскую землю королём был назначен был другой

воевода. В темнице Дракула просидел двенадцать лет, причём и там проявлял

обычную свою жестокость: ловя мышей и покупая птиц, он казнил их: иных

сажал на кол, иным отрезал голову, у птиц же ощипывал перья и так отпускал

их. Он научился шить и этим в темнице кормился.

Когда новый мутьянский воевода умер, король предложил Дракуле

вернуться на воеводство в Мутьянскую землю, но с условием, чтобы он принял

католическую веру. С явным огорчением автор сообщает, что Дракула

согласился на предложение короля и ценой измены православию получил не

только воеводство, но и в жёны себе сестру короля, от которой у него

родилось двое сыновей.

В повести вслед за тем передаётся эпизод, характеризующий гордость,

крайнее самолюбие и сознание своей власти и своего достоинства, не

покидающие Дракулу и после длительного темничного заключения. Когда он

временно, до отъезда в Мутьянскую землю, поселился после выхода из темницы

в Будине, в его двор вбежал некий злодей и спрятался там. Преследовавшие

преступника, найдя его, поймали; Дракула же выскочил в это время с мечом и

отсёк голову приставу, державшему пойманного, а самого преступника

отпустил. Королю, потребовавшему у него объяснения его поступка, он велел

передать: «Всякий, кто разбойнически вторгается в дом великого государя

(т.е. в данном случае Дракулы), так погибнет. Если бы ты ко мне сам явился

и я нашёл бы с своём доме этого злодея, я выдал бы его или простил».

Король, услышав это, рассмеялся, дивясь горячности Дракулы.

Прожил после этого Дракула десять лет, скончавшись в «латинской

прелести». Конец же его был таков. Напали на Мутьянскую земли турки;

Дракула одолел их, и войско его без милости гнало и секло их. Обрадованный,

он взошёл на гору, чтобы лучше видеть, как секут врагов. Но в это время

отделившийся от войска его приближенный, думая, что на горе стоит турок,

убил его копьём. Заканчивается сказание сообщением о судьбе семьи Дракулы и

о назначении нового воеводы в Мутьянскую землю.

Заключение

Исследовав, насколько это представилось возможным, поставленный в этой

работе вопрос, и пронализировав текст повести, я пришёл к выводу, что при

всём стремлении автора объективно рассказывать о поступках Дракулы,

прорывается осудительная его оценка, когда он поясняет, что русское

значение его имени – «дьявол», или когда говорит о «тезоименитом ему

дьяволе», который только и мог знать о его «коварстве» по отношению к

убитым им мастерам.

Однако строгий суд над Дракулой автор произносит не столько в связи с

его жестокостью, сколько в связи с отступлением от православия в

католическую веру: «Дракула же, - сетует он, - предпочёл радости суетного

мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и

оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот

заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру,

и принял ложное учение католическое». И случайную смерть Дракулы от руки

своего же воина приходится, по смыслу повести, толковать как наказание за

измену православной вере.

Цель данной работы заключалась в том чтобы попытаться определить

отношения автора сказания к героя. Проанализировав текст сказания и

материалы относящиеся к этому вопросу, я пришёл к выводу, что отношение

автора к герою носит более негативный чем позитивный характер, что можно

объяснить фактом вероотступничества Дракулы (его переходом из православия в

католицизм).

Список использованной литературы:

Н.К. Гудзий. История древней русской литературы. – М.:Просвещение,

1966.

Н.К. Гудзий. Хрестоматия по древней русской литературе.-

М.:Министерство Просвещения РСФСР, 1962.

Переводная литература Московской Руси XIV-XVII вв., СПБ, 1903

Я.С. Лурье. Повесть о Дракуле. Исследование и подготовка текстов.- М.

– Л., 1964

Литературная история повести о Дракуле. Известия по русскому языку и

словесности Академии наук СССР, т. II, 1929.

Энциклопедический словарь по истории.- М.:Просвещение, 1989

-----------------------

[1] Описание русских и словенских рукописей Румянцовского музеума, СПБ,

1842, стр. 512

[2] Переводная литература Московской Руси XIV-XVII вв., СПБ, 1903, стр. 233

[3] Литературная история повести о Дракуле, Известия по русскому языку и

словесности Академии Наук СССР, т. II, стр. 621-659