Самозванцы и самозванчество в России

Самозванцы и самозванчество в России

План:

Введение 3

1.Лжепетр 5

2.Лжедмитрий II , или Тушенский Вор. 10

3. Казачьи самозванцы 15

Список использованной литературы. 17

Введение.

Хорошо известно, что феномен самозванчества принадлежит не только

русской истории. Еще в VI в. до н.э. мидийский жрец Гаумата принял имя царя-

ахеменида Бардии и правил восемь месяцев, пока не был убит заговорщиками-

персами. С тех пор на протяжении тысячелетий разные люди, обитатели разных

стран принимали имена убитых, умерших или пропавших без вести правителей.

Судьбы самозванцев были несходными, но большинство из них ждал печальный

конец — расплатой за обман чаще всего становились казнь или заточение.

В русском самозванчестве много уникального. Сакрализация царской

власти в общественном сознании русского средневековья не только не

препятствовала распространению этого явления, но и способствовала ему. Уже

в титулатуре первого российского самозванца Лжедмитрия I проявляются

элементы религиозной легенды о царе-избавителе, царе-искупителе, проповедь

которой в XVIII в. была широко развита скопцами, почитавшими своего пророка

Кондратия Селиванова одновременно и как Петра Третьего, и как Христа.

Не менее примечательны и та огромная роль, которая принадлежит

самозванцам в отечественной истории XVII—XVIII вв., и активная регенерация

этого явления в конце XX в. С культурологической точки зрения феномен

русского самозванчества уже изучался, но исследование его далеко не

закончено. Остается еще много нерешенных вопросов в истории этого явления —

да и вряд ли когда-нибудь все они будут решены. Одна из наиболее загадочных

страниц в истории самозванчества — его истоки.

Определенно можно указать на несколько явлений как социального, так

и внутриполитического характера, подготовивших самозванчество. К.В.Чистов и

Б.А.Успенский отметили, что социально-психологический фон широкого

распространения самозванчества возник благодаря сакрализации царской власти

и популярности утопических и эсхатологических представлений в XVII—XVIII

вв. Указывалось и на другие причины этого явления, например на «отречение»

Ивана Грозного от трона и провозглашение царем Семена Бекбулатовича и на

последовавшее через двадцать лет воцарение Бориса Годунова, рожденного быть

подданным, а не царем.

Л.А.Юзефович допускает возможность того, что Григорий Отрепьев мог

знать о судьбе португальского самозванца, выдававшего себя за короля

Себастьяна и казненного в 1603 г.

В России примеры самозванчества до Григория Отрепьева неизвестны,

однако можно указать на один примечательный случай из дипломатической

практики конца XVI в., при котором одно лицо выдавалось за другое. Во время

осады Нарвы в 1590 г. шведы вступили в переговоры с русской армией, которой

командовал боярин Борис Годунов, и запросили «в заклад дворянина доброго»,

т.е. представителя знатного рода. Годунов приказал взять у шведов «в

заклад» ротмистра Иволта Фриду, а в Нарву послать стрелецкого сотника

Сульменя Грешнова, «а сказать ево дворянином добрым». Вел переговоры думный

дворянин Игнатий Петрович Татищев — лицо довольно значительное при дворе.

Вскоре был произведен еще один размен заложниками — в обмен на сына

нарвского воеводы Карла Индрикова в Нарву был послан псковский дворянин

Иван Иванович Татищев, «а сказали ево Игнатью [т.е. И.П.Татищеву] родным

братом».

Впрочем, еще более серьезный обман применили еще раньше и сами

шведы. В 1573 г. перед царским гонцом В.Чихачевым предстал на королевском

троне не Юхан III, а королевский советник Х.Флемминг. Сделано это было с

тем, чтобы выманить у гонца царскую грамоту; король опасался принять в свои

руки очередное «невежливое» послание Ивана Грозного. Конечно, в описанных

случаях трудно усмотреть прямые аналогии с самозванчеством Лжедмитрия I,

но, как можно видеть, практика обмана, подмены была принята в дипломатии

XVI в.

Еще один элемент самозванчества — легенда о потаенном младенце,

грядущем на отмщение своим обидчикам, — также проглядывает в

определенном хронологическом отдалении от событий Смутного времени.

Австрийский посол С.Герберштейн, посещавший Россию в 1514 и 1526 гг.,

рассказывая о разводе Василия III с его первой женой Соломонией

(Соломонидой) Сабуровой, записал и придворную сплетню, будто Соломония,

заточенная в Суздальском Покровском монастыре, родила сына, названного ею

Георгием. Великий князь немедля снарядил комиссию для расследования этого

слуха, но бывшая великая княгиня не допустила до себя монарших слуг: «она,

говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребенка, а когда он

облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери».

Приведенные параллели хотя и расширяют представления о питательной

среде русского самозванчества, но, конечно, не разъясняют генезиса этого

явления.

Начинать рассказ о самозванчестве как о факторе русской истории

следует, на мой взгляд, не с Лжедмитрия I, а с его первого последователя —

Лжепетра. Именно Лжепетр, в отличие от Лжедмитрия I, может считаться

подлинно народным самозванцем, порожденным казачьей средой. Не случайно

С.Ф.Платонов авантюру Лжедмитрия I рассматривал в контексте событий первого

этапа Смуты — боярской Смуты, а с воцарения Василия Шуйского, одним из

деятельнейших противников которого стал Лжепетр, вел отсчет периода

«открытой общественной борьбы».

Лжепетр

Из всех самозванцев начала XVII в. Лжепетр является наименее

загадочной фигурой. Его истинное происхождение стало известно в октябре

1607 г. после сдачи Тулы, взятия его в плен и допроса.

Самозванец поведал следующее: «Родился-де он в Муроме, а прижил-де

его, с матерью с Ульянкою, Иваном звали, Коровин, без венца; а имя ему

Илейка; а матери ево муж был, Тихонком звали, Юрьев торговый человек. А как

Ивана не стало, и его мать Ульянку Иван велел после себя постричь в Муроме,

в Воскресенском девичье монастыре, и тое мать его постригли».

Оказавшись почти сиротой, Илья нанялся в услужение к нижегородскому

купцу Т.Грозильникову, затем был казаком, стрельцом, холопом у В.Елагина;

наконец, оказался у терских казаков. Зимой 1605—1606 гг. около трехсот

казаков атамана Федора Болдырина «учали думать». Они роптали на задержку

жалования и голодную «нужу», говоря: «Государь [Лжедмитрий I] нас хотел

пожаловати, да лихи бояре: переводят жалованье бояря, да не дадут

жалования».

Среди казаков возник план провозгласить одного из своих молодых

товарищей «царевичем Петром», сыном Федора Ивановича, и идти к Москве —

искать милости государя. Выбор казаков пал на Илейку Горчакова, или

Муромца, потому, что он был в Москве и знаком со столичными обычаями.

Рожденная в казачьем кругу самозванческая легенда весьма

примечательна: царевич Петр был сыном царя Федора Ивановича и царицы Ирины

Годуновой, которая, опасаясь покушений брата на жизнь сына, подменила

новорожденного девочкой, а Петра отдала на воспитание в надежные руки.

Через несколько лет девочка умерла, а царевич странствовал, пока не попал к

казакам и не объявил им о своих правах.

Интереснейшим образом эта легенда преломилась в Белоруссии, где

рассказывали, что царица Ирина ответила Борису, будто родила «угоде

полмедведка и полчовека, втом часе тот Борис дал покой, болш о том

непыталсе». Сказка о «полумедведке-получеловеке», сюжет которой совпадает с

развитием событий в пушкинской «Сказке о царе Салтане», была, по-видимому,

широко распространена в Белоруссии, поскольку там за царевичем Петром

укрепилось прозвище Петра Медведки.

С.Ф.Платонов отмечал важное значение точных свидетельств о

самозванческой легенде царевича Петра, отражающих типологию рождения

сходных легенд других казачьих самозванцев.

Смелому предприятию сопутствовал успех. К казакам, сопровождавшим

Лжепетра, присоединись новые отряды, и войско двинулось вверх по Волге.

«Царевич» обратился к «дяде», который призвал его с казаками в Москву. В

Свияжске казаки узнали, что Лжедмитрий I убит, и повернули к Дону.

Осенью 1606 г. отряд Лжепетра находился на Северском Донце. К этому

времени Юг России был охвачен восстанием против нового царя — Василия

Шуйского, возглавлявшего заговор против Лжедмитрия I. Центром восстания

стал Путивль, где сидел «воевода Дмитрия» князь Г.П.Шаховской, призывавший

сражаться за призрак «истинного царя», во второй раз избежавшего смерти.

Г.П.Шаховской и другие руководители восстания против Шуйского

находились в тупике: их сторонников уже не удовлетворяли слова, что

спасшийся Дмитрий скрывается в Литве; народ хотел видеть живого государя.

Приближенный Лжедмитрия I Михаил Молчанов, иногда бравший на себя роль

спасшегося царя, предпочитал отсиживаться в польском городе Самборе —

резиденции Мнишков, но в Россию не торопился. Венценосный вождь, хотя бы и

не «царь Дмитрий», был для Шаховского как нельзя кстати.

Лжепетр прибыл в Путивль в ноябре 1606 г. Молодой самозванец сильно

отличался от своего предшественника. «Детина» (как его именуют официальные

источники) не стремился быть похожим на царского сына. В отличие от

Лжедмитрия I он был беспощаден к дворянам, попадавшим к нему в плен. В

Путивле совершались жестокие казни; самозванец «иных метал з башен, и сажал

по колью, и по суставам резал». Были казнены многие бояре и воеводы,

попавшие в плен к казакам: князь В.К.Черкасский, М.Б.Сабуров, ясельничий

А.М.Воейков (посланник Шуйского в Крым), князь Ю.Д.Приимков-Ростовский,

князь А.И.Ростовский, князь Г.С.Коркодинов, Е.В. и М.В. Бутурлины и другие.

Современники утверждали, что самозванец приказывал казнить в день «до

семидесяти человек».

В то же время самозванец не стремился к социальным переменам. В его

окружении было немало знатных дворян. Воеводами Лжепетра были князь

Г.П.Шаховской, боярин князь А.А.Телятевский, князья Мосальские. Подобно

Лжедмитрию I и Шуйскому, Лжепетр жаловал своим сторонникам поместья,

отобранные у казненных дворян.

Пока Лжепетр вершил суд и расправу в Путивле, мятежная армия во

главе с воеводами «царя Дмитрия» Иваном Болотниковым и Истомой Пашковым

подступила к Москве. 2 декабря 1606 г. Болотников был разбит под селом

Заборьем, отступил в Калугу и сел в осаду. В начале 1607 г. Лжепетр

выступил на помощь союзнику и перешел из Путивля в Тулу. В Калугу был

послан отряд казаков во главе с воеводой князем В.Ф.Мосальским, который

должен был доставить в осажденный город продовольствие.

На реке Вырке этот отряд был атакован боярином И.Н.Романовым.

Казаки пытались загородиться обозами, отчаянно сопротивлялись, но несли

большие потери. Немногие оставшиеся в живых «под собою бочки с зельем

зажгоша и злою смертью помроша».

Другой отряд, посланный Лжепетром в городок Серебряные Пруды, также

был разбит — царским воеводой князем А.В.Хилковым.

В мае Лжепетр предпринял вторую попытку оказать помощь осажденной

Калуге. Войско возглавил князь А.А.Телятевский. 3 мая 1607 г. он разбил на

реке Пчельне боярина князя Б.П.Татева, но, опасаясь столкновения с

основными силами Шуйского, возвратился в Тулу. Битва на Пчельне оказала

деморализующее влияние на царскую армию под Калугой, и Болотников,

воспользовавшись этим, предпринял успешную вылазку и перешел в Тулу.

Ослабленная армия Болотникова влилась в войско Лжепетра. Тула стала

центром восстания, против которого и направил основные силы Василий

Шуйский. На этот раз царь решил сам возглавить войско и выступил в поход из

Москвы 21 мая 1607 г. Навстречу авангарду царской армии Лжепетр послал из

Тулы князя А.А.Телятевского и И.Болотникова.

Сражение между Телятевским и воеводами А.В.Голицыным и Б.М.Лыковым,

разыгравшееся на реке Возме, было жестоким и продолжительным. Телятевский и

Болотников потерпели поражение и бежали в Тулу; уцелевшие казаки засели в

оврагах и соорудили острожек. На третий день противостояния князь Голицын

приказал дворянской коннице спешиться и приступом идти на казачий острожек.

Мятежники подверглись жестокому истреблению; до тысячи пленных были

повешены на следующий день, 700 человек отправили в Серпухов, где стоял с

основными силами Василий Шуйский.

Осада Тулы началась 30 июня. Крепкие стены города и упорство

осажденных успешно противостояли царской армии. Воеводам Лжепетра удалось

сделать несколько успешных вылазок. Как и в Путивле, в Туле ежедневно

совершались казни пленных дворян. Лжепетр, подобно своему мнимому деду,

приказывал травить пленных медведями: «повеле зверем живых на снедение

давати». Темниковский мурза И.Барашев, бежавший из тульского плена,

описывал в своей челобитной, как его «били кнутом, и медведем травили, и на

башню взводили, и в тюрьму сажали, и голод и нужду терпел».

Знаменитое рифмованное «Послание дворянина к дворянину» Ивана

Фуникова также красочно повествует о мучениях пленного:

А мне, государь, тульские воры

выломали на пытках руки

и нарядили, что крюки,

да вкинули в тюрьму,

а лавка, государь, была уска,

и взяла меня великая тоска...

А мужики, что ляхи,

дважды приводили к плахе,

за старые шашни

хотели скинуть з башни,

а на пытках пытают,

а правды не знают:

правду-де скажи,

а ничего не солжи.

А яз им божился,

и с ног свалился,

и на бок ложился:

не много у меня ржи,

не во мне лжи...

Пока Шуйский стоял под Тулой, в Астрахани появился новый самозванец

— Август, «сын» Ивана Грозного и царицы Анны Колтовской, выдвинутый

волжскими казаками. Он смог взять Царицын, но был отбит от Саратова.

Еще большую опасность представлял человек, принявший имя «царя

Дмитрия». В мае 1607 г. Лжедмитрий II перешел русско-польский рубеж,

объявился в Стародубе и был признан многими дворянами и горожанами. Уже в

июне воевода мятежного Рославля князь Д.В.Мосальский послал в Литву грамоту

с призывом идти на службу «царю Дмитрию Ивановичу и царевичу Петру

Федоровичу».

Войско Лжедмитрия II пополнялось медленно; только в сентябре он

смог во главе отрядов польских наемников, казаков и русских «воров»

двинуться на помощь Лжепетру и Болотникову. 8 октября Лжедмитрий II разбил

под Козельском царского воеводу князя В.Ф.Мосальского, а 16 взял Белев, но

дни мятежной Тулы были уже сочтены.

Через несколько месяцев осады в городе начался голод. Осаждающие

запрудили реку Упу, и вода залила остатки съестных припасов. Участник

тульской обороны К.Буссов описывает примечательный эпизод последних дней

осады: «К князю Петру и Болотникову явился старый монах-чародей и вызвался

за сто рублей нырнуть в воду и разрушить плотину, чтобы сошла вода. Когда

монаху обещали эти деньги, он тотчас разделся догола и прыгнул в воду, и

тут в воде поднялся такой свист и шум, как будто там было множество чертей.

Монах не появлялся около часа, так, что все думали, что он отправился к

черту, однако он вернулся, но лицо и тело его были до такой степени

исцарапаны, что места живого не видать было. Когда его спросили, где он так

долго пропадал, он ответил:

— Не удивляйтесь, что я так долго там оставался; у меня дела

хватало. Шуйский соорудил эту плотину и запрудил Упу с помощью 12 000

чертей, с ними-то я и боролся, как это видно по моему телу. Половину, то

есть 6000 чертей, я склонил на нашу сторону, а другие 6000 слишком сильны

для меня, с ними мне не справиться, они крепко держат плотину».

По требованию обессиленных защитников крепости вожди восстания были

вынуждены вступить с Шуйским в переговоры о сдаче. Царь обещал сохранить

жизнь руководителям тульской обороны, но не сдержал своего слова.

И.И.Болотников был сослан в Каргополь, ослеплен и утоплен. О казни Лжепетра

сохранились различные свидетельства.

Краткий летописец начала XVII в. свидетельствует, что царь, «пришед

к Москве, вора Петрушку велел повесить под Даниловским монастырем по

Серьпуховской дороге»16. Поляк С.Немоевский сообщает, что царь «приказал

связанного Петрашка на кляче без шапки везти в Москву; здесь продержавши

его несколько недель в тюрьме, вывели на площадь и убили ударом дубины в

лоб».

Лжедмитрий II, или Тушинский Вор

Торжество Василия Шуйского было преждевременно. Правда,

Лжедмитрий II в панике бежал из-под Белева в Комарицкую волость, но в

январе 1608 г., собрав под свои знамена уцелевших защитников Тулы, он

перешел в Орел, а весной двинулся к столице. Во главе войск самозванца

встал литовский гетман Роман Рожинский.

30 апреля — 1 мая 1608 г. воины Лжедмитрия II разгромили под

Белевом царского брата, князя Дмитрия Шуйского. В июне Лжедмитрий II

появился под Москвой и обосновался станом в селе Тушине. По названию своей

резиденции Лжедмитрий II получил закрепившееся за ним имя Тушинского Вора.

Происхождение Тушинского Вора окутано легендой. Новый летописец

замечает: «Все же те воры, которые называлися царским коренем, знаеми от

многих людей, кой откуду взяся. Тово же Вора Тушинского, которой назвался в

Ростригино имя, отнюдь никто ж не знавше; неведомо откуды взяся. Многие

убо, узнаваху, что он был не от служиваго корени; чаяху попова сына иль

церковного дьячка, потому что круг весь церковный знал».

Среди современников бытовали несколько версий относительно

происхождения самозванца. Воевода Лжедмитрия II князь Д.Мосальский-Горбатый

«сказывал с пытки», что самозванец «с Москвы, с Арбату, из Законюшев, попов

сын Митька». Другой бывший сторонник Лжедмитрия II, сын боярский

А.Цыплятев, в расспросе перед тотемскими воеводами говорил, что «царевича

Дмитрея называют литвином, Ондрея Курбского сыном». Московский летописец и

келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын называют самозванца

выходцем из стародубской семьи детей боярских Веревкиных.

Наиболее полные сведения о происхождении Лжедмитрия II удалось

добыть иезуитам. Согласно их расследованию, имя убитого царевича принял

крещеный еврей Богданко. Он был учителем в Шклове, затем перебрался в

Могилев, где прислуживал попу, «а имел на собе одеянье плохое, кожух

плохий, шлык баряный [баранью шапку], в лете в том ходил».

За проступки шкловскому учителю грозила тюрьма. В этот момент его

заприметил участник московского похода поляк М.Меховский. Вероятнее всего,

М.Меховский оказался в Белоруссии не случайно. По заданию Болотникова,

Шаховского и Лжепетра он разыскивал подходящего человека на роль

воскресшего «царя Дмитрия». Оборванный учитель показался ему похожим на

Лжедмитрия I. Но бродяга испугался сделанного ему предложения и бежал в

Пропойск, где был пойман. Оказавшись перед выбором — наказание или роль

московского царя, он согласился на последнее.

Новый Лжедмитрий был похож на своего предшественника только

фигурой. С.Ф.Платонов отмечал, что Лжедмитрий I «был действительным

руководителем поднятого им движения. Вор же [Лжедмитрий II] вышел на свое

дело из Пропойской тюрьмы, объявил себя царем на Стародубской площади под

страхом побоев и пытки. Не он руководил толпами своих сторонников и

подданных, а, напротив, они его влекли за собою в стихийном брожении,

мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его

отрядов».

Версия о том, что Лжедмитрий II был подготовлен эмиссарами вождей

московского восстания, вполне согласуется с его действиями. Лжедмитрий II,

как ранее Болотников и Лжепетр, активно призывал на свою сторону боевых

холопов, обещая им дворянские поместья. Разгром королевским гетманом

Жолкевским рокоша Зебжидовского привлек на сторону Лжедмитрия II большое

число польских наемников.

Одним из наиболее удачливых воевод нового самозванца стал изгнанник-

шляхтич Александр-Иосиф Лисовский. Но были и другие — гетман Ян-Петр Сапега

с восьмитысячным отрядом присоединился к Тушинскому Вору с позволения

короля Сигизмунда III, стремясь отомстить московитам за гибель и плен

польских рыцарей.

Тушинский лагерь представлял собой собрание людей различных

народностей (русские, поляки, донские, запорожские и волжские казаки,

татары), объединенных под знаменами нового самозванца ненавистью к Шуйскому

и стремлением к наживе.

Подступив к столице, самозванец попытался с ходу взять Москву, но

натолкнулся на упорное сопротивление царского войска. Тогда воеводы

Лжедмитрия II решили блокировать столицу, перекрыв все дороги, по которым

шло снабжение города и сношение Москвы с окраинами. С этого времени тушинцы

предпринимали регулярные походы на север и северо-восток, в Замосковные

города, стремясь отрезать Василия Шуйского от районов, традиционно его

поддерживавших, — от Поморья, Вологды, Устюга, Перми и Сибири.

С появлением Лжедмитрия II у стен столицы наступил длительный

период противостояния и двоевластия. И в Москве, и в Тушине сидели царь,

царица (Марина Мнишек, освобожденная из ярославской ссылки согласно русско-

польскому договору, перебралась в лагерь самозванца в сентябре 1607 г.),

патриарх (в Тушино был увезен захваченный в плен в Ростове митрополит

Филарет Романов). У обоих царей были Боярская дума, приказы, войско, оба

жаловали своим сторонникам поместья и мобилизовали ратных людей.

Воровская Боярская дума была достаточно представительной и являла

собой сплетение боярских группировок, оппозиционных Шуйскому: главой Думы

был «боярин» князь Д.Т.Трубецкой; значительную силу представляли

родственники «патриарха» Филарета: М.Г.Салтыков, князь Р.Ф.Троекуров, князь

А.Ю.Сицкий, князь Д.М.Черкасский. Служили Лжедмитрию II и любимцы его

предшественника: князь В.М.Мосальский-Рубец и другие Мосальские, князь

Г.П.Шаховской, М.А.Молчанов, дьяки И.Т.Грамотин, П.А.Третьяков.

Весной 1608 г. главнокомандующий войсками самозванца Рожинский

захватил всю полноту власти в Тушинском стане, и влияние поляков на органы

управления территорией, подвластной Лжедмитрию II, еще больше возросло.

Самозванец начал назначать поляков воеводами в подвластные ему города;

обычно назначались два воеводы — русский и иноземец.

Перелом в отношениях Тушинского лагеря с районами Замосковья и

Поморья произошел после появления в войске самозванца солдат Яна Сапеги.

Между Рожинским и Сапегой был произведен раздел сфер влияния. Рожинский

остался в Тушинском лагере и контролировал южные и западные земли, а Сапега

стал лагерем под Троице-Сергиевым монастырем и принялся распространять

власть самозванца в Замосковье, Поморье и Новгородской земле.

На Севере тушинцы действовали иначе, чем на Западе и Юге; они

беззастенчиво грабили население; польские и литовские полки и роты

разделили дворцовые волости и села на приставства и начали самостоятельно

собирать налоги и кормы. Наемники сформировали структуры власти, главной

задачей которых стал грабеж населения.

Сохранились многочисленные челобитные Лжедмитрию II и Яну Сапеге

крестьян, посадских, землевладельцев с жалобами на бесчинства иноземного

войска. «Приезжают к нам ратные люди литовские, и татары, и русские люди,

бьют нас, и мучат, и животы грабят. Пожалуй нас, сирот твоих, вели нам дать

приставов!» — отчаянно взывали крестьяне. Бесчинства тушинцев стали

причиной широкого восстания земщины в покоренных городах Северо-Востока,

начавшегося в конце 1608 г.

Тем временем Лжедмитрий II всё более и более превращался в

марионетку в руках польских наемников. Крах Тушинского лагеря был вызван

несколькими факторами. Следует упомянуть, во-первых, восстание в

Замосковных городах, поддержку которых сумел использовать воевода Шуйского

— молодой и талантливый полководец князь М.В.Скопин-Шуйский, двинувшийся со

шведским вспомогательным войском на выручку Москве из Новгорода; во-вторых,

— начало открытой интервенции короля Сигизмунда III.

В сентябре 1609 г. король Сигизмунд III осадил Смоленск. Среди

русских и польских сторонников Тушинского Вора началось брожение.

Образовалась значительная партия, выступавшая за приглашение на русский

престол польского королевича Владислава, а то и самого Сигизмунда III. В

свою очередь, Сигизмунд III призывал тушинцев идти служить к нему под

Смоленск. Рожинский, и ранее не оказывавший самозванцу должного почтения,

начал открыто угрожать лжецарю расправой. Тогда Лжедмитрий II решился на

побег. Спрятавшись под дранкой в телеге, самозванец покинул Тушино и бежал

в Калугу.

В калужский период своей авантюры Лжедмитрий II начал наконец

играть самостоятельную роль. Убедившись в вероломстве польских наемников,

самозванец взывал уже к русским людям, пугая их стремлением короля

захватить Россию и установить католичество. Этот призыв нашел отклик среди

многих.

Калужане с радостью приняли самозванца. Тушинский стан распался.

Часть сторонников Вора ушли к королю, другие переместились за самозванцем в

Калугу. Бежала к своему мнимому супругу и Марина Мнишек. Движение

Лжедмитрия начало принимать национальный характер; видимо, не случайно

многие ярые сторонники Лжедмитрия II стали впоследствии активными деятелями

Первого и Второго ополчений.

В то же время, Лжедмитрий II не верил в собственные силы и, не

слишком надеясь на поддержку казаков и русских людей, искал помощи у

Я.Сапеги, окружил себя охраной из немцев и татар. В Калужском лагере

самозванца царила атмосфера жестокости и подозрительности. По ложному

навету Лжедмитрий II приказал казнить своего верного сторонника шотландца

А.Вандтмана (Скотницкого), бывшего калужским воеводой у Болотникова, и

обрушил свой гнев на всех немцев. Установившиеся в Калуге порядки, близкие

к опричным, послужили причиной гибели самозванца.

Тем временем польский гетман Жолкевский 24 июня 1610 г. разгромил

войско князя Д.И.Шуйского у села Клушина под Можайском. С юга на Москву

двинулся Лжедмитрий II. Его войско осадило Пафнутьев-Боровский монастырь и,

взяв его с помощью измены, учинило страшную резню.

17 июля возмущенные дворяне свели с престола, а на следующий день

насильно постригли в монахи царя Василия Шуйского. Новый летописец

повествует, что сторонники Лжедмитрия II стали «съезжаться» с москвичами и

предложили им низложить своего царя, пообещав в ответ отстать от

самозванца; далее планировалось сообща выбрать нового государя. Когда же

москвичи после низложения Шуйского напомнили сторонникам Вора об их

обещании, те, «оставя Бога и Пречистую Богородицу и государево крестное

целование, отъехавше с Москвы и служиша неведово кому, и те посмеяшеся

московским людем, и позоряху их, и глаголаху им: “Что вы не помните

государева крестного целования, царя своего с царства ссадили; а нам-де за

своего помереть”».

Боярская дума, опасаясь «холопей» и казаков Лжедмитрия II,

поспешила заключить с гетманом Жолкевским договор о призвании на русский

престол королевича Владислава. Многие дворяне, бывшие в Калужском лагере,

покинули самозванца и отправились на службу к «Владиславу Жигимонтовичу» в

Москву. Но вместе с тем росло количество сторонников самозванца среди

московских низов, холопов и казаков.

В августе Лжедмитрий II подступил к Москве и обосновался станом в

селе Коломенском. Реальная угроза со стороны самозванца побудила Боярскую

думу к более тесному союзу с Жолкевским; бояре разрешили гетману пройти

через Москву — для того, чтобы отразить Вора. Лжедмитрий II бежал из-под

Москвы в Калугу. Наступил конец истории Лжедмитрия II.

Осенью 1610 г. из королевского лагеря под Смоленском в Калугу

прибыл касимовский хан Ураз-Мухаммед. Касимов был верной опорой

Болотникова, а затем и Лжедмитрия II; поэтому самозванец принял хана с

почетом. Однако, получив донос, что хан хочет изменить ему, Лжедмитрий II

заманил его на охоту и приказал убить. По сообщению эпитафии Ураз-

Мухаммеда, это произошло 22 ноября.

Но и самозванец ненадолго пережил касимовского хана. Начальник

охраны Лжедмитрия II, ногайский князь Петр Урусов, решил отомстить

самозванцу за смерть хана. У Урусова была и другая причина для мести —

Лжедмитрий II приказал казнить своего верного сторонника, окольничего

И.И.Годунова, приходившегося свойственником ногайскому князю.

11 декабря 1610 г. Лжедмитрий II выехал на санях на прогулку. Когда

самозванец удалился на версту от города, князь Петр Урусов подъехал к его

саням и выстрелил в него из ружья, а затем отсек саблей голову25. Совершив

убийство самозванца, татары, составлявшие его охрану, ускакали в Крым.

Весть о смерти Вора в Калугу принес шут самозванца, Петр Кошелев. Калужане

похоронили тело убитого в Троицкой церкви.

Через несколько дней после смерти самозванца Марина Мнишек родила

сына, которого крестили по православному обряду именем Ивана — в честь его

мнимого деда. Остатки армии Лжедмитрия II принесли присягу новорожденному

«царевичу».

Казачьи самозванцы

«Казакам понравились самозванцы», — резюмировал сведения о движении

в казачьем Поле великий русский историк С.М.Соловьев.

Выше уже упоминалось, что благодаря расспросным речам Лжепетра нам

известен механизм появления самозванцев в казачьих ватагах. И хотя

самозванческие легенды в большинстве своем до нас не дошли, грамота

Лжедмитрия II, возмущенного чрезмерным количеством «родственников»,

сохранила, по крайней мере, имена «царевичей».

В Астрахани появились «царевич Август, князь Иван» — «сын» Ивана

Грозного, а также царевичи Лаврентий, Петр, Федор, Клеметий, Савелий,

Симеон, Василий, Ерошка, Гаврилка, Мартынка — «сыновья» Федора Ивановича.

Большинство этих самозванцев разбойничали на Юге, не играя никакой роли в

событиях, разворачивавшихся в центре России. Иные вместе со своими казаками

добирались до двора мнимого родственника.

Зимой 1608 г. под Брянск к Лжедмитрию II прибыли донские казаки с

«царевичем» Федором Федоровичем, «сыном» царя Федора. Лжедмитрий II

пожаловал казаков, а своего «племянника» приказал повесить. Когда

Лжедмитрий II стоял в Тушине, на Нижней Волге объявились «царевичи» Август,

Лавр (Лаврентий) и Осиновик — «сын» царевича Ивана Ивановича. Самозванцы

разобрались с самым слабым из своих товарищей — Осиновиком — и повесили

его, а сами прибыли с отрядами в Тушино. Лжедмитрий II, хотя и не сразу, но

также повелел повесить своих «родственников» на Московской дороге.

Самозванчество, принявшее столь широкий размах в казачьих юртах,

скорее всего, служило прикрытием самого обыкновенного разбоя. Вместе с тем

нельзя не отметить определенную уникальность ситуации — такого количества

самозванцев среда казачества не порождала никогда, кроме Смутного времени.

Имена самозванцев, как торжественные «царские» (Август, Лаврентий,

Клементий), так и простонародные (Мартынка, Ерошка), отражают глубинное

восприятие самодержавной идеи в казачьей среде, попытку применить

сакральное в обыденном, повседневном.

Документы содержат и известие о появлении в Печерниках — небольшом

городке Рязанской Украйны — самозваного Лжебасманова, малолетнего «сына»

окольничего И.Ф.Басманова, брата фаворита Лжедмитрия I. В конце 1609 —

начале 1610 г. Печерники были захвачены воеводой П.П.Ляпуновым, а

малолетний самозванец Ануфрий был брошен на съедение медведю. Наиболее

близкая аналогия этому случаю — «аристократическое» окружение Емельяна

Пугачева: «фельдмаршал граф Чернышев» (Чика Зарубин), «граф Воронцов»

(Шигаев), «граф Орлов» (Чумаков) и другие.

Несомненно, изучение эпидемии самозванчества среди казачества в

Смутное время даст возможность сделать важные выводы в области социальной

психологии, однако реальное влияние подобных лжецарей и лжецаревичей на

события было незначительно.

Сами творцы подобных самозванцев, казаки и черные люди, прекрасно

сознавали свою решающую роль в созидании претендентов на власть. В апреле

1625 г. ряжский ямщик К.Антонов, вспоминая события Смутного времени,

говорил в кабаке: «От тех-де была царей ... которых выбирывали в

междоусобную брань меж себя наша братия мужики, земля пуста стала».

Список использованной литературы:

1. Лигман Б. В. История России с древнейших времен до второй половины XIX

века, «Наука».

2. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Том 5.