Россия в период буржуазно-демократических революций

с нижними чинами, отменялись традиционные формы армейской субординации.

Легализовывались солдатские комитеты. Вводилась выборность командиров. В

армии разрешалось вести политическую деятельность. Петроградский гарнизон

был подчинен Совету и обязывался выполнять лишь его распоряжения.

Те вопросы, которые выдвигает жизнь, ставятся ею дважды, и трижды, и

больше, если они не решены или решены наполовину. Так было и с крестьянским

вопросом и с другими проблемами в России:

– самодержавие хотя и находилось у последней черты, но продолжало

существовать;

– рабочие стремились добиться лучших условий труда;

– национальные меньшинства нуждались если не в независимости, то в

более широкой автономии;

– народ желал прекращения ужасной войны. Эта новая проблема добавилась

к старым;

– население хотело избежать голода, обнищания.

Внутренняя политика правительства переживала глубокий кризис. За

1914–1917 г. г. сменилось 4 председателя Совета Министров. С осени 1915 г.

по 1916 г. – пять министров внутренних дел, три военных министра, 4

министра земледелия.

Главный шанс отсрочить гибель самодержавия правящие круги России

видели в победоносном завершении войны с Германией. Под ружье было

поставлено 15,6 млн. человек, из них до 13 млн. крестьян. Война 14-го года

к этому времени вызывала недовольство в массах, не без участия большевиков.

Большевики санкционировали митинги в столицах и других городах России. Они

вели, также, агитацию в армии, что негативно сказалось на настроении солдат

и офицеров. Народ в городах присоединялся к большевистским манифестациям.

Все заводы Петрограда работали на фронт, из-за этого не хватало хлеба и

других товаров потребления. В самом Петрограде по улицам протянулись

длинные хвосты очередей.

14 февраля собралась Дума и заявила, что правительство надо сменить,

иначе добра не будет. Рабочие хотели поддержать Думу, но полиция разгоняла

рабочих, как только они начали собираться, чтобы идти к Думе. Председатель

Государственной Думы М. Родзянко добился приема у государя и предупреждал о

том, что России угрожает опасность. На это император не отреагировал. Он не

обманывал, но обманывался сам, потому что министр внутренних дел

распорядился, чтобы местные власти слали Николаю II телеграммы о “безмерной

любви” народа к “обожаемому монарху”.

Царское правительство к концу 1916 г. расширило эмиссию денег

настолько, что товары стали исчезать с полок. Крестьяне отказывались

продавать продукты за обесценивающиеся деньги. Они повезли продукты в

крупные города: Питер, Москву и др.

Губернии “замкнулись” и царское правительство перешло к

продразверстке, т.к. на это вынуждало состояние финансовой компании. В 1914

г. была отменена государственная винная монополия, это прекратило аграрный

отсос денег в аграрное хозяйство. В феврале 1917 г. индустриальные центры

разваливались, голодали Москва, Питер и другие города России, в стране

нарушилась система товарно-денежных отношений.

Министры обманывали императора во всем, что касалось внутренней

политики. Император безоговорочно верил им во всем. Николая больше заботили

дела на фронте, которые складывались не лучшим образом. Не решение

внутренних проблем, финансовый кризис, тяжелая война с Германией – все это

привело стихийным выступлениям, которые переросли в Февральскую Буржуазную

Революцию 1917 г.

В ночь на 23 февраля большевики провели собрания среди организованных

ими кружков.

Забастовки возникли только на нескольких заводах. Надо сказать, что

недовольство в массах возникло по большей части из-за продовольственного

вопроса (в частности нехватки хлеба) и больше всего это волновало женщин,

которые должны были отстаивать длинные очереди, в надежде получить хоть что-

то. Во многих цехах собирались группки, читали листовку распространяемую

большевиками и передавали ее из рук в руки.

В обеденный перерыв на большинстве заводов и фабрик Выборгского района

и на ряде предприятий других районов начались митинги. Женщины-работницы

гневно обличали царское правительство, протестовали против недостатка

хлеба, дороговизны, продолжения войны. Их поддержали рабочие-большевики на

каждом большом и малом заводе Выборгской стороны. Повсюду прозвучали

призывы к прекращению работы. К десяти предприятиям, бастовавшим на Большом

Сампсониевском проспекте, уже с 10–11 часов утра примкнули другие.

Широко стала использоваться тактика “снятия с работы”. Женщины уже не

составляли большинства среди забастовщиков, вышедших на улицу. Рабочие

подрайона быстро добрались до заводов, расположенных вдоль Невы, –

“Арсенала”, Металлического, Феникса, “Промета” и других.

Арсенальцы, фениксовцы, рабочие других заводов присоединялись к

бастующим и заполняли улицы. Волнение перекинулось и в Лесной подрайон.

Так, на “Айвазе”, после обеда, 3 тысячи рабочих собрались на митинг,

посвященный женскому дню. Женщины заявили, что работать сегодня не будут, и

просили рабочих-мужчин присоединиться к их забастовке. Около 16 часов

“Айваз” прекратил работу полностью. Забастовали также некоторые предприятия

Петроградской стороны и Васильевского острова. Всего, по полицейским

данным, бастовало около 90 тысяч рабочих и работниц 50 предприятий. Таким

образом, количество забастовщиков превысило размах стачки 14 февраля.

Но события буквально с первых часов забастовки приняли иной

характер, чем 14 февраля. Если тогда демонстрации были немногочисленны,

то 23 февраля большинство рабочих перед уходом домой некоторое время

оставались на улицах и участвовали в массовых демонстрациях. Многие

забастовщики не спешили разойтись, а длительное время оставались на улицах

и соглашались на призывы руководителей забастовки продолжить демонстрацию

и отправиться в центр города. Демонстранты были возбуждены, чем не

преминули воспользоваться анархические элементы: на Выборгской стороне было

разгромлено 15 магазинов. На Безбородкинском и Сампсониевском проспектах

рабочие останавливали трамваи, если вагоновожатые вместе с кондукторами

оказывали сопротивление, то переворачивали вагоны. Всего, как сосчитала

полиция, было остановлено 30 трамвайных поездов.

В событиях 23 февраля с первых часов проявилось своеобразное сочетание

организованности и стихийности, столь характерное и для всего дальнейшего

развития Февральской революции. Митинги и выступления женщин были

запланированы большевиками и “межрайонцами”, так же как и возможность

забастовок. Однако столь значительного их размаха не ждал никто. Призыв

работниц, следовавших указаниям большевистского Центра, был очень быстро и

дружно подхвачен всеми рабочими-мужчинами забастовавших предприятий.

Выступление женщин как бы задевало мужскую честь всех рабочих. И этот

эмоциональный момент стал первым проявлением стихийности движения. На

заводе “Эриксон”, например, где, кроме большевистской ячейки, были и

организации меньшевиков-оборонцев и эсеров, именно последние первыми

призвали превратить движение в общую стачку всего завода и попытаться

увлечь соседние предприятия.

На “Арсенале” эсеры вместе с большевиками и меньшевиками призывали к

общей забастовке и присоединились к рабочим. Передовой пролетариат раскачал

массы: в политическую борьбу начали вливаться и менее сознательные рабочие,

которые находились под влиянием меньшевиков и эсеров, обыватели.

Полиция была захвачена событиями врасплох. Стычка с полицией произошла

около Металлического завода на Полюстровской набережной. Полицейский

надзиратель, угрожавший толпе револьвером, был сбит с ног и разоружен.

Подобные разоружения полицейских происходили и в других районах города.

Около 16 часов рабочие с окраин, как бы повинуясь единому призыву,

двинулись на Невский проспект. В этом не было ничего удивительного: всего

неделю назад, 14 февраля, рабочие, следуя указаниям большевиков, тоже

выходили на Невский – традиционное место политических демонстраций и

митингов.

В Таврическом дворце шло заседание Государственной думы. Она начала

работать еще 14 февраля, в тревожной обстановке ожидавшейся крупной

демонстрации. Это отразилось на сдержанной позиции, прозвучавшей в речах

Родзянко, Милюкова и других ораторов Прогрессивного блока. В тот же день

на трибуне появился и убийца Распутина Пуришкевич, бодро бросивший в

адрес правительства и министра внутренних дел Протопопова новые обвинения.

Резко выступали прогрессисты, вошедшие еще в конце 1916 года из

Прогрессивного блока, лидер меньшевистской фракции Чхеидзе. 15 февраля

Милюков заявил в Думе, что правительство вернулось к курсу, который оно

проводило до 17 октября 1905 года, “к борьбе со всей страной”. Но он же

старался отмежеваться от “улицы”, которая в последнее время поощряет Думу

заявлениями о том, что страна и армия с нею, и ждет от Думы какого-то

“дела”. В субботу и воскресенье 18 и 19 февраля Дума не заседала, а в

понедельник 20-го состоялось очень краткое заседание. Большое пленарное

было назначено именно на четверг, 23 февраля. Слухи о начавшемся на

Выборгской стороне движении быстро достигли Таврического дворца.

Раздавались телефонные звонки в комнатах прессы, фракций и комиссий, у

секретаря председателя Думы. В это время в Белом зале заседаний Думы шло

обсуждение продовольственного вопроса. Затем перешли к прениям по

внесенному фракциями меньшевиков и трудовиков запросу о забастовках на

Ижорском и Путиловском заводах.

Между тем как раз в эти часы движение еще больше проявило свою

антиправительственную и антивоенную направленность. Рабочие Выборгского и

Петроградского районов сумели смять около 17 часов полицейскую заставу у

Александровского моста и кратчайшим путем через Литейный проспект выйти в

центр города. Одновременно со стороны Знаменской площади вышли на Невский

рабочие Рождественского и Александро-Невского районов, в район Казанского

собора – рабочие Путиловского и Нарвского районов. Выборжцы при этом сняли

с работы рабочих орудийного завода и гильзового отдела петроградского

“Арсенала” имени Петра Великого на Литейном проспекте между Шпалерной и

Сергиевской улицами.

Сведения об этом продолжали поступать в Думу, но они не изменили общей

оценки событий со стороны ее членов.

Поздно вечером 23 февраля на конспиративной квартире в отдаленном

рабочем районе Петрограда, Новой деревне, состоялось заседание членов

Русского бюро ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета. Они с удовлетворением

отметили, что размах событий в этот день вышел далеко за пределы их

ожиданий: стычки с полицией, митинги, количество которых на улицах даже не

поддавалось точному учету, демонстрация на Невском. Количество стачечников,

по их наблюдениям и примерным подсчетам, даже превышало число тех, кто

бастовал 14 февраля. Все это как бы давало большевикам полный реванш за

день 14 февраля, когда в поведении масс чувствовалась осторожность,

демонстраций было мало.

На следующее утро к 7 часам снова потянулись вереницы рабочих к

воротам своих предприятий. Настроение у них было самое боевое. Большинство

решило к работам не приступать. 24 февраля забастовало 75 тысяч человек.

Ораторы, среди которых было много большевиков, призывали рабочих немедленно

выходить на улицу. На Сампсониевский высыпали громадные толпы рабочих.

Всюду слышались революционные песни. Местами вверх взмывали красные флаги.

Снова остановили трамвайное движение по проспекту и через Гренадерский

мост. Всю улицу заполнили колонны демонстрантов, двигавшихся к

Литейному мосту. Туда же направлялись демонстранты с Безбородкинского

проспекта и Арсенальной набережной.

Полиция и казаки не раз нападали на рабочих на подходах к мосту. Им

удавалось на время прерывать движение демонстрантов. Рабочие расступались,

пропуская всадников. Но как только те отъезжали, рабочие снова шли вперед.

Они неоднократно прорывались через Литейный (Александровский) мост на левый

берег Невы. Боевое и приподнятое настроение рабочих в этот день еще более

усилилось. Полицейские начальники обоих Выборгских участков неоднократно

докладывали градоначальнику А. П. Балку о том, что они не в состоянии

справиться с движением своими силами. прорвали правый угол оцепления.

24 февраля бастовало до 200 тысяч рабочих, больше половины общего

числа в столице.

Буржуазные либералы предпочитали не замечать политического характера

движения. Им было выгодно изображать рабочие демонстрации только как

стихийные вспышки волнений на продовольственной почве.

В Думе же при обсуждении продовольственного вопроса представители

фракций обменивались колкостями. Большинство депутатов Думы слепо глядели

назад и не видели, не ощущали, что неотвратимые перемены уже начались. Но

Дума была все же ближе к правительству, которое она так страстно обличала,

чем к народу, от имени которого члены Думы считали себя вправе говорить.

Государственная дума не прервала своих занятий, не послала даже приветствия

борющемуся народу, не призвала армию к единению с народом. Дума лишь

утвердила внесенный кадетами очередной запрос к правительству да приняла к

сведению заявление Родзянко о том, что вечером состоится совещание с

представителями правительства о срочных мерах по прекращению

продовольственных беспорядков. Оно действительно состоялось поздно вечером

24 февраля в Мариинском дворце. Правительство обещало, идя навстречу

Думе, передать в Петрограде продовольственное дело в руки “местных людей”,

то есть городской думы. И глава правительства князь Голицын, и председатель

Думы Родзянко были здесь заодно: им нужно было скорее потушить пожар

“голодных волнений”, заставить рабочих вернуться на заводы, чтобы они не

мешали сделке “приличных людей”, Думы и правительства.

Сведения о беспорядках в столице достигли и Александровского дворца в

Царском Селе. Императрица, заканчивая свое очередное письмо Николаю,

писала о том, что уже два дня в городе волнения. Свое отношение к Думе она

выразила надеждой на то, что Керенского повесят за его речи. “Все жаждут и

умоляют тебя проявить твердость!” – писала она.

Николай II в это время находился в ставке, в Могилеве. После убийства

Распутина он был в депрессии. Хотя ставка была извещена о событиях в

городе, царь никак не отреагировал и не придал им пока никакого значения.

Тревожная ночь опустилась над Петроградом. В рабочих районах царило

радостное возбуждение.

В возбуждении, хотя и в некоторой тревоге, были и члены Русского бюро

ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета. Намеченное выступление, несомненно,

удалось. Ведь с самого утра все члены ПК, районных комитетов были в

заводских районах – больше всего на Выборгской стороне, ставшей центром

событий.

Это был все же колоссальный успех, в который даже как-то не верилось и

который, тем не менее, достигнут. Так что члены ПК смотрели в завтрашний

день с надеждой.

Царские власти в ночь на 25-е решили принять все меры, чтобы пресечь

движение, а главное, не допустить рабочих в центр города. Тактика менялась

– главное внимание уделялось мостам и переправам через Неву.

С 6 часов утра 25 февраля полиция уже заняла свои места, к 7 часам

стали подходить и солдаты гвардейских частей. У Охтинского,

Александровского, Троицкого и Николаевского мостов с двух сторон, у обоих

берегов, встали сдвоенные военно-полицейские заставы. Наряды полиции и

войск патрулировали Смольнинскую, Воскресенскую, Французскую, Дворцовую и

Адмиралтейскую набережные.

Лишь утром 25 февраля на конспиративной квартире на Сердобольской

улице, в доме 35, смогли ненадолго сойтись члены большевистского центра –

Русского бюро ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета. Они приняли текст

“боевой листовки”, составленной на основе присланного из Москвы документа.

В конце листовки прямо говорилось: “Отдельное выступление может разрастись

во всероссийскую революцию”. В отношении же движения в Петрограде была

подтверждена прежняя директива: стараться охватить своим идейно-

организационным влиянием начавшееся массовое рабочее движение, направить

его в русло организованной борьбы против самодержавия и против войны.

С утра на большинстве предприятий всех районов Петрограда начались

митинги и собрания. Большевики, ораторы других партий, беспартийные рабочие

сменяли друг друга. Рабочие, за два дня познавшие вкус свободы, не

собирались прекращать забастовку и демонстрации. Они с восторгом внимали

ораторам.

Понедельник, 27 февраля, фактически объявлялся нерабочим по приказу

начальства. Власти, таким образом, давали рабочим два дня на “раскачку”, на

обдумывание положения. Но обращение содержало и угрозу. Если забастовка не

прекратится, то будут немедленно призваны в войска новобранцы призыва 1917,

1918 и 1919 годов. Но эта угроза не подействовала, тем более что срок ее

исполнения оттягивался на целых три дня!

Все ближе подходили бастующие к мостам, закрытым заставами. Прорваться

через них было почти невозможно. Но солдаты вели себя дружелюбно. Они не

двигались с места, но и не и направляли своих штыков на демонстрантов.

Демонстрации, начавшиеся 23 февраля и продолжавшиеся на следующий

день, 25-го перерастали в нечто большее.

Это была уже революция.

Заседание Государственной думы в этот день было весьма кратким.

Министр земледелия Риттих согласился считать продовольственный вопрос в

Петрограде не терпящим отлагательств и от имени правительства сообщил, что

продовольственное дело в столице передается в руки города. Члены Думы в

своих выступлениях сожалели, что это решение принято так поздно. Никто из

них не мог предположить, что за эти два дня произойдет восстание и что

заседание Думы от 25 февраля станет последним официальным заседанием IV

Государственной думы.

Оценивая события 25 февраля в Петрограде, можно сделать вывод, что они

закончились не в пользу правительства.

Несмотря на отчаянные попытки властей силами полиции, войск и казаков

остановить демонстрантов, рабочие и присоединившаяся к ним часть беднейшего

городского населения и учащихся овладели центром города, провели там

митинги.

Можно без особого преувеличения сказать, что правительство проиграло

еще 25 февраля. Это было предопределено исходом событий этого дня.

25 февраля над ставкой пробежала легкая тень тревоги. Прибыло

несколько офицеров, которые рассказывали, что они видели “своими глазами”

23 февраля.

Обстановка воскресного дня затрудняла управление массами даже в той

весьма условной форме, в какой проявлялась она в первые три дня

революции. Из большевиков на свободе осталось только восемь членов ПК.

Руководство всей деятельностью партии в Петрограде взяло на себя Русское

бюро ЦК РСДРП(б). Но в нем было всего три человека, да несколько

добровольных помощников. Русское бюро ЦК поручило Выборгскому районному

комитету РСДРП(б) вплоть до восстановления ПК осуществлять практическое

руководство движением. Организованность сохраняли группы рабочих,

прибывших из пригородов Петрограда – из Колпина (оттуда приехали

рабочие Ижорского завода) и из Сестрорецка.

Несмотря на заставы, значительная масса народа прорвалась на

Знаменскую площадь. Точно так же и на различных участках Невского массы

рабочих и присоединившихся к ним горожан стояли перед воинскими заставами.

Но в пятом часу офицеры стали требовать от участников демонстраций

разойтись. Потом следовал сигнал рожком. Люди недоуменно и недоверчиво

смотрели на солдат.

Свист пуль над головами прорезал морозный воздух. Но толпа будто

окаменела. Солдаты недвижимо продолжали стоять в шеренгах. Они тупо глядели

на дело рук своих. Только на Знаменской площади было убито и ранено 40

человек. На углу 1-й Рождественской и Суворовского – 10 убитых и несколько

раненых. Еще десятки убитых и раненых были унесены рабочими и добровольцами-

санитарами с угла Невского и Садовой, от Казанского собора.

Однако первое замешательство, которое овладело рабочими, вскоре

прошло.

На следующее утро перед рабочими встал вопрос о вооружении. Ни у кого

не было сомнения, что надо вооружаться всеми доступными средствами, чтобы

продолжать борьбу. Не было уныния и сожаления. Преобладали чувства

озлобления и негодования.

Пока полиция и войска хозяйничали в центре города. Производились аресты

подозрительных прихожих.

Что же касается лидеров буржуазной оппозиция, то только на фоне

событий 26 февраля – упорных демонстраций, стычек с полицией, расстрелов

безоружных демонстрантов – они начали проявлять активность чуть большую,

чем в предыдущие дни. Однако по-прежнему они избегали вступать в какой-либо

контакт с рабочими и их руководителями.

Всякое промедление с политическим решением возникшего кризиса было

подобно смерти для романовской монархии. Председатель Думы видел, что

движения рабочих масс и городских низов направлены против самодержавия,

против Николая II и всей династии Романовых. Он делал отчаянную попытку

спасти монархию и спасти себя, спасти привилегии всего правящего класса

России. Но и эта попытка оказалась бесплодной. Слишком верил Николай II

“поставленным от Нас властям”, и только им. Тревога, охватившая

императора поздно вечером 25 февраля, на следующий день поулеглась.

Вечером 26 февраля подводило итоги революционное подполье. Полицейские

акции 25–26-го числа нанесли серьезный удар как большевистской

организации, так и организациям “межрайонцев”, левых эсеров, даже

меньшевиков, включая оборонцев. Тем не менее, многие революционеры были на

Страницы: 1, 2, 3