Пакт Молотова-Риббентропа

предшествующий опыт, это может быть осуществлено по обычным

дипломатическим каналам лишь медленно, господин имперский министр

иностранных дел Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным

визитом, чтобы от имени фюрера изложить господину Сталину взгляды фюрера.

Только в ходе личной беседы может быть, по мнению господина фон

Риббентропа, достигнуто изменение и возможность заложить при этом

фундамент окончательного улаживания германо-русских отношений.

Дополнение: Прошу не передавать господину Молотову эту инструкцию в

письменном виде, а дословно зачитать ее. Я придаю значение тому, чтобы

она как можно точнее дошла до господина Сталина, и уполномочиваю Вас в

данном случае по моему поручению просить господина Молотова об аудиенции

у господина Сталина, чтобы Вы смогли сделать ему это важное заявление

также непосредственно. Наряду с разговором с Молотовым предварительным

условием моего визита была бы обстоятельная беседа со Сталиным.

Риббентроп

Молотов внимательно выслушал сообщение, назвал его крайне важным и

заявил, что немедленно передаст его правительству. Что же касается приезда

Риббентропа, то Молотов сказал, что "подобная поездка требует

соответствующих приготовлений для того, чтобы обмен мнениями дал какие-либо

результаты". Особенно заинтересовало наркома сообщение советского

поверенного в делах в Риме о некоем германском плане урегулирования

отношений с СССР, одним пунктом которого было заключение пакта о

ненападении. Посол ответил, что с Риббентропом этот вопрос еще не

обсуждался. В своем послании Вайцзеккеру Шуленбург отметил, что предложение

о визите Риббентропа очень польстило Молотову. Следует также заметить, что

в то же время советское правительство просило Англию и Францию прислать в

Москву для переговоров министров, но прибыл представитель, не имеющий

подобных полномочий.

Уже 16 августа Риббентроп потребовал у Шуленбурга, чтобы он снова

встретился с Молотовым и сообщил ему, что Германия готова заключить пакт о

ненападении сроком на 25 лет. Встреча состоялась 17 августа, и в ходе ее

послу был вручен ответ советского правительства на заявление германской

стороны, сделанное двумя днями раньше. В этом документе после напоминания о

враждебных действиях Германии по отношению к СССР в прошлом выражалось

согласие урегулировать отношения; первым шагом к этому может быть

заключение торгового и кредитного соглашения; вторым - заключение пакта о

ненападении или подтверждение Договора о нейтралитете 1926 года. Особо

оговаривалась необходимость одновременно подписать специальный протокол,

который определит интересы сторон в том или ином вопросе внешней политики и

явится неотъемлемой частью пакта. От сюда видно, кто являлся инициатором

секретного протокола.

Во время беседы 17 августа Молотов говорил о будущем пакте

значительно конкретнее, чем в ходе предыдущей беседы с послом. Для этого

пакта, по мнению Молотова, примером могут послужить аналогичные пакты о

ненападении, заключенные Советским Союзом с рядом других стран. Что же

касается вопроса о протоколе, то он сказал: "Инициатива при заключении

протокола должна исходить не только от советской, но и от германской

стороны" и добавил, что вопросы, затронутые в германском заявлении от 15

августа (т.е. о Польше и Прибалтике) не могут войти в договор (он будет

опубликован), они должны войти в протокол (он будет секретным). Молотов дал

понять, что Сталин находится в курсе переговоров, и что вопрос с ним

согласован. Советская сторона поддержала желание Риббентропа приехать в

Москву, но было оговорено пожелание Москвы проделать всю работу без лишнего

шума. Это диктовалось необходимостью подготовить общественное мнение в

стране и за рубежом к столь резкой смене внешнеполитического курса.

И вновь Риббентроп потребовал встречи с Молотовым.

ДИРЕКТИВА ИМПЕРСКОГО МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНСКОМУ ПОСЛУ В

СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ 18 АВГУСТА 1939г.

Прошу Вас еще раз добиться немедленной беседы с господином Молотовым

и использовать все имеющиеся средства для того, чтобы беседа эта состоялась

без всякого промедления. Во время этой беседы прошу говорить с господином

Молотовым, имея в виду следующее:

Имперское правительство с большим удовлетворением восприняло из его

последнего заявления позитивное отношение Советского правительства к

формированию новых германо-русских отношений. Разумеется, и мы тоже при

нормальных условиях были бы согласны подготовить и обычным путем

осуществить новое урегулирование германо-русских отношений. Но нынешнее

положение делает необходимым, на взгляд фюрера, использовать другой метод,

который быстрее приведет к цели. По его словам, мы должны считаться с тем,

что в любой день могут произойти инциденты, которые сделают неизбежный

конфликт [с Польшей ]. Судя по поведению польского правительства, развитие

событий в этом направлении находится не в наших руках. Фюрер считает во

время выяснения германо-русских отношений не дать застигнуть себя врасплох

началом германо-польского конфликта. Он считает их предварительное

выяснение необходимым для того, чтобы в случае конфликта учесть русские

интересы, а без такого выяснения сделать это было бы, разумеется, тяжело.

Сделанное господином Молотовым заявление ссылается на Ваше первое

сообщение от 15 августа. В моей дополнительной инструкции об этом сообщении

ясно сказано, что мы полностью согласны с идеей пакта о ненападении,

гарантирования Прибалтийских государств и оказания влияния на Японию. Таким

образом, все конструктивные элементы для немедленного начала прямых устных

переговоров и окончательной договоренности имеются.

В остальном Вы можете упомянуть, что названный господином Молотовым

первый этап, а именно, завершение переговоров о новом германо-русском

экономическом соглашении, на сегодня осуществлен, так что следовало бы

приступить ко второму.

Поэтому мы просили бы [Советское правительство] немедленно сообщить о

позиции, занятой им по отношению к предложенной в дополнительной инструкции

моей немедленной поездке в Москву. Прошу при этом добавить, что я прибыл бы

с генеральными полномочиями от фюрера, которые уполномочивают меня

исчерпывающим и завершающим образом урегулировать весь комплекс вопросов.

Что же касается прежде всего пакта о ненападении, то для нас этот

вопрос настолько прост, что не требует никаких долгих переговоров. Мы

думаем здесь о следующих трех пунктах, которые я прошу господину Молотову

зачитать, но в письменном виде не передавать:

Статья первая. Германский рейх и СССР ни в коем случае не прибегнут к

войне или к другому виду применения силы друг против друга.

Статья вторая. Этот договор вступает в силу немедленно после

подписания и действует без дополнительного продления на срок 25 лет.

Прошу при этом заметить, что я в состоянии ( что касается данного

предложения ) при устных переговорах в Москве урегулировать все детали и в

случае необходимости учесть русские интересы. Точно также я в состоянии

подписать специальный протокол, который урегулирует интересы обеих стран в

тех или иных вопросах внешней политики, например, разграничение сфер

интересов в районе Балтийского моря, Вопрос о Прибалтийских государствах и

т.п. Такое урегулирование, которое, как нам кажется, имеет большое

значение, тоже возможно только в ходе устной беседы.

В связи с этим прошу подчеркнуть, что германская внешняя политика

подошла сегодня к историческому повороту. Я прошу вести на сей раз беседу

(не говоря уже о вышеизложенных статьях договора ) не зачитывая данную

инструкцию, а в духе предстоящих высказываний добиваться быстрого

осуществления моей поездки и соответственно реагировать на все обновленные

русские возражения. При этом Вы должны иметь в виду тот решающий факт, что

быстрое возникновения открытого германо-польского конфликта является делом

вероятным, и поэтому мы в огромнейшей степени заинтересованы в том, чтобы

моя поездка в Москву состоялась немедленно.

Сказано достаточно откровенно, что Германии позарез нужен нейтралитет

СССР по отношению к агрессии против Польши (в то момент речь шла еще только

о нейтралитете), и она готова уплатить за это. Данный документ показывает,

что выбор в пользу Германии был сделан уже давно; соглашение с ней

обеспечивало солидные территориальные приращения, к тому же СССР оставался

в стороне от “большой” войны. В случае союза с Западом грозило очень скорое

участие в такой войне, неподготовленность к которой была очевидна. Поэтому

Сталин резонно выбрал Германию.

19 августа Молотов и Шуленбург встречались дважды (второй раз Молотов

пригласил германского дипломата всего через полчаса после его возвращения

из Кремля). Во время второго визита (который понадобился, по-видимому,

после доклада Молотова Сталину о содержании только что закончившейся

беседы) Молотов вручил Шуленбургу советский проект пакта о ненападении.

Вопреки недавней рекомендации, данной Молотовым немцам, этот проект в

одном, но очень существенном пункте не совпадал с прежними пактами,

заключенными СССР: в нем отсутствовала статья о денонсации в случае

нападения одной из договаривающихся сторон на третью державу. Проект

заканчивался постскриптумом следующего содержания: “Настоящий пакт

действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам

заинтересованности договаривающихся сторон в области внешней политики.

Протокол составляет органическую часть пакта”. Комментируя советский

проект, Молотов сказал: “Вопрос о протоколе, который должен являться

неотъемлемой частью пакта, является серьезным вопросом. Какие вопросы

должны войти в протокол, об этом должно думать германское правительство. Об

этом мы также думаем”.

Немцев в этот момент интересовало прежде всего другое- как бы

максимально ускорить приезд Риббентропа в Москву. Возник спор из-за даты

визита. Сначала было решено принять германского министра спустя неделю

после заключения договора по экономическим вопросам (он был подписан 19

августа), а затем была назначена более близкая дата.

Последним аккордом стало личное послание Гитлера Сталину.

ГОСПОДИНУ СТАЛИНУ. МОСКВА 20 АВГУСТА 1939 г.

1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового

соглашения в качестве первого шага к перестройке германо-советских

отношений

1. Заключение с Советским Союзом пакта о ненападении означает для меня

закрепление германской политики на долгую перспективу

1. Я принимаю переданный Вашим министром иностранных дел Молотовым проект

пакта о ненападении, но считаю настоятельно необходимым самым скорейшим

образом выяснить связанные с ним еще вопросы

1. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение

Польши по отношению к великой державе таково, что кризис может разразится

в любой день.

Я считаю, что в случае намерения обоих государств вступить друг с

другом в новые отношения, целесообразно не терять времени. Поэтому я еще

раз предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22

августа, а самое позднее - в среду, 23 августа.

Адольф Гитлер.

Посол Германии в СССР Шуленбург вручил телеграмму в 15 часов 21

августа. Ультимативный тон телеграммы был очевиден. Сталин с Молотовым

долго сидели над посланием, еще раз послушали Ворошилова о ходе переговоров

с англичанами и французами, получили подтверждение о контактах Берлина с

Парижем и Лондоном, угрожавших широким антисоветским альянсом. После

взвешивания всех “за” и “против”, решение, наконец, было принято. Сталин

продиктовал следующее сообщение:

РЕЙХСКАНЦЛЕРУ ГЕРМАНИИ А. ГИТЛЕРУ. 21 АВГУСТА 1939 Г.

Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о

ненападении создает поворот к серьезному улучшению политических отношений

между нашими странами.

Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собой.

Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает

базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и

сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно

на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.

И. Сталин.

Гитлер, находясь с Риббентропом в Оберзальцберге, нервничал. Ему

нужен был пакт. А русские всё искали шансы с англичанами и французами. Даже

в тот час, когда Сталин подписывал телеграмму Гитлеру, состоялось еще одно,

последнее, трехстороннее заседание делегаций. Генерал Думенк,- глава

французской миссии, сообщал в Париж Э.Деладье: ”Назначенное на сегодня

заседание состоялось утром. Во второй половине дня последовало второе

заседание. Входе этих двух заседаний мы обменялись вежливыми замечаниями по

поводу задержки из-за прохода советских войск через польскую территорию.

Новое заседание, дата которого не установлена, состоится только тогда,

когда мы будем в состоянии ответить положительно”. Но нового заседания не

состоялось.

23 августа два больших транспортных “Кондора” с делегацией

Риббентроппа на борту приземлились в Москве. Надо сказать, что в результате

несогласованных действий средств советской ПВО, в коридоре пролета в районе

Великих Лук самолеты были обстреляны зенитной артиллерией и лишь по

счастливой случайности не были сбиты.

Надо думать, советские руководители не обрадовались, узнав, что

Риббентроппа сопровождают не 4-5 помощников, а свита в 37 человек. Но дело

было сделано, сенсации не избежать, и вскоре начались переговоры. Их вел

Сталин. Они затянулись далеко за полночь.

ИЗ ЗАПИСИ ЗАМЕСТИТЕЛЯ СТАТС-СЕКРЕТАРЯ ХЕНКЕ БЕСЕДЫ ИМПЕРСКОГО

МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СО СТАЛИНЫМ И ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ СОВЕТА НАРОДНЫХ

КОМИССАРОВ СССР МОЛОТОВЫМ, СОСТОЯВШЕЙСЯ В НОЧЬ С 23 НА 24 АВГУСТА 1939г.

Обсуждались следующие вопросы:

1. Япония:

Господин имперский министр сказал, что германо-японская дружба

никоим образом не направлена против Советского Союза. Более того,

благодаря нашим хорошим отношениям с Японией мы в состоянии содействовать

компромиссу в противоречиях между СССР и Японией. В случае, если господин

Сталин и Советское правительство того желают, господин имперский министр

иностранных дел готов действовать в этом духе. Он соответствующим образом

воздействовал бы на японское правительство и поддерживал бы контакт по

данному вопросу с советско-русским представителем в Берлине.

Господин Сталин ответил, что хотя Советский Союз и желал бы

улучшения отношений с Японией, но терпение в отношении японских провокаций

имеет свои границы. Если Япония хочет войны, она ее получит. Советский

Союз ее не боится и к этому подготовлен. Если же Япония хочет мира- тем

лучше! Господин Сталин считает содействие Германии в улучшении советско-

японских отношений полезным, но он не хотел бы , чтобы у Японии возникло

впечатление, будто инициатива в этом вопросе исходит от Советского Союза.

Господин имперский министр иностранных дел согласился с тем, что его

содействие могло бы означать продолжение тех переговоров, которые он вот

уже ряд месяцев ведет с японским послом в духе улучшения советско-японских

отношений. Однако и с германской стороны тоже не было бы проявлено никакой

инициативы в этом вопросе.

Некоторые из вопросов этих переговоров были мало освещены в печати.

Например, обсуждение вопроса об “антикоминтерновском пакте”, когда Сталин

и Риббентроп убеждали друг друга в том, будто этот пакт направлен вовсе не

против СССР, а против Англии, и под конец Риббентроп рассказал имевшую

хождение в Берлине шутку: ”Сталин еще присоединится к антикоминтерновскому

пакту”. И действительно, в ноябре 1940 г. СССР в принципе согласился

присоединится к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии, который был

агрессивным военным союзом и в этом смысле намного превосходил

“антикоминтерновский пакт” с его преимущественно идеологической

направленностью.

До сих пор не проанализированы высказывания Сталина в беседе с

Риббентропом по поводу захватнических намерений Италии. “Нет ли у Италии

устремлений, выходящих за пределы аннексии Албании, возможно, - к

греческой территории? ”- спросил Сталин. И далее продолжил: “Маленькая,

гористая плохо населенная Албания… не представляет особого интереса для

Италии.” Это было провокационное замечание, хотя, конечно, и не связанное

напрямую с нападением Италии на Грецию в 1940 г. На сообщение Риббентропа

о том, что Германия готова урегулировать отношения между СССР и Японией,

Сталин согласился, что эта помощь может быть полезной, но он не хотел бы,

чтобы у Японии сложилось впечатление, что инициатива исходит от Советского

Союза.

В угоду Германии, уже изготовившейся для нападения на Польшу, в

тексте пакта о ненападении отсутствовала статья о прекращении его действия

в случае агрессии одной из сторон по отношению к третьей державе. Из этих

же соображений предусматривалось его вступление в силу немедленно после

подписания, а не после ратификации, о чем шла речь в советском проекте

пакта. То и другое было отмечено мировой общественностью, отсюда и

неуклюжие ответы Молотова (в его сообщении Верховному Совету СССР) “кое-

кому, кто может вознамерится квалифицировать Германию нападающей

стороной.” Молотов доказывал, что статья о денонсации якобы необязательна,

“забыв” об аналогичных договорах, заключенных СССР и ссылаясь почему-то на

польско-германский пакт о ненападении 1934г.

Очень мало известно о том, как проходили обсуждение и формулирование

Секретного протокола. В ходе переговоров объекты дележа были названы лишь

в общей форме, подписанный же текст договора содержал детализацию.

В этом договоре обращает на себя внимание прежде всего статья,

касающаяся Польши. Здесь, во-первых, устанавливалась граница сфер

интересов Германии и СССР (по линии рек Висла, Нарев, Сан) на территории в

тот момент еще независимого государства “в случае территориально-

политического переустройства” областей, входящих в него. Во-вторых,

ставился вопрос, “является ли в обоюдных интересах желательным сохранение

независимости Польского государства и каковы будут ео границы”. Решение

этого вопроса ставилось в зависимость от “дальнейшего политического

развития”, а на деле- от исхода войны против Польши, которая должна была

начаться через несколько дней. Таким образом Секретный протокол

предполагал, по существу, четвертый раздел Польши.

Прибалтийские страны признавались сферой интересов СССР; она должна

была простираться вплоть до северной границы Литвы. Отдельный пункт

Протокола констатировал “интерес СССР в Бесарабии” и “полную не

заинтересованность” Германии в ней. То был форменный международный разбой.

Не случайно в Протоколе дважды говорилось о его строжайшей

конфиденциальности.

Во время пребывания в Москве Риббентроп получил от Вайцзеккера

телеграмму следующего содержания: “Фюрер очень бы приветствовал бы, если

бы в рамках предстоящих переговоров было определено, что в результате

договоренности Германии и России насчет проблем Восточной Европы последняя

рассматривалась бы как принадлежащая к исключительной сфере интересов

Германии и России”. Гитлер представлял себе дело так, что партнеры не

только поделили целый регион между собой, но и изолировали его от

остального мира.

Советско-германский пакт был заключен сроком на 10 лет. Что касается

немецкой стороны, то там никогда не рассчитывали более чем на двухлетнюю

его длительность. Вероятно, и советская сторона понимала, что ей отпущено

не 10 лет, а значительно меньше. Но была ли необходимость заключения этого

договора?

В основе сталинской концепции лежит утверждение, будто в 1939г. СССР

находился под непосредственной угрозой агрессии со стороны Германии. Это

неверно, подобной угрозы тогда не было. Дело не только в отсутствии

оперативных планов нападения на СССР. Главное заключалось в

неподготовленности Германии к такой войне. СССР, хотя он и был ослаблен

сталинскими “чистками”, - не Польша. По своим материальным и людским

ресурсам он намного превосходил Германию. В 1939г. В вермахте не хватало

тяжелых танков, машин, средств связи. В 1939г. Вермахт практически не имел

боевого опыта. В 1941г. За плечами германской армии был разгром нескольких

стран, включая Францию. Это была уже друга армия.

Но, может быть, в 1941г. СССР лучше был подготовлен к войне? Многое

говорит об обратном. Продвижение на несколько сот километров вперед не

дало выигрыша. Во-первых была разрушена первоклассная полоса сооружений на

старой границе, а новую еще не возвели; во-вторых, крайне непродуманное

размещение войск в прифронтовой зоне позволило немцам уже в самом начале

войны нанести Красной Армии тяжелое поражение. Возможно, что если бы война

началась в 1939г., то она потребовала бы от советского народа не таких

чудовищных жертв.

Страницы: 1, 2