От убийства Кирова к Большому Террору

трудом, типа переписывания разного сорта бумаг и документов. Возмущенный

таким отношением и недоверием Кириллов пишет очередное письмо из

Казачинска, адресованное А.Л. Стецкому, с просьбой о замене работы на

другую, более подходящую к его профессии и, естественно, получает полное

соболезнований письмо, в котором разъясняется невозможность осуществления

его просьбы. Второго марта репортёр посылает письмо своей жене Людмиле, в

котором рассказывает о жизни в городке. В это же время он начинает

знакомиться с местными и высказывает председателю Щукину несколько своих

предложений по поводу подготовке города к весне, в общем, входит в доверие

к горожанам. Живя в Казачинске, Кириллов всё же не был полностью отрезан от

окружающего мира. Ему было разрешено выписывать некоторые газеты и он,

пользуясь этой возможностью, всё время мог узнавать последние новости и

всегда быть в курсе происходящих событий. Когда пришло письмо от жены с

сообщением: «Пятые сутки едем», радости его не было предела. Но вскоре его

ждало разочарование. Людмила, находясь в Красноярске, не смогла выехать от

туда: несмотря на все старания, встретиться с мужем ей так и не удалось. С

этого момента началась настоящая травля всего семейства корреспондента.

Надо сказать, что потратив около месяца на попытки выпросить у начальства

краткосрочный отпуск, Кириллову всё-таки удалось увидеться со своей женой.

Но сколько времени и сил ему потребовалось, чтобы на несколько дней выехать

в соседний город! У Людмилы пока что дела складывались удачней, чем у её

мужа, но это продолжалось недолго. Утром 24 апреля он должен был выехать в

село Ерзовку на проверку посева, предварительно получив телеграмму, что

Людмила довольна своей работой в

- 10 -

местной школе и что занята ею по горло. Вдруг, неожиданно, перед самым

отъездом, приходит послание

из Красноярска: «Меня безобразно оклеветали. Приездом начальника, надеюсь,

всё выяснится»[11].

Двадцатого мая, как пишет репортёр, произошло нечто ужасное. Вот запись

из дневника Кириллова: «Жена приобрела для парткабинета Политотдела книги

для создания библиотеки. Работала оно с увлечением, горячо, и дело

продвигалось, хотя книг в книжном магазине не было, и приходилось их

приобретать у букиниста или в комиссионном магазине, где и было куплено

полное собрание сочинений В.И. Ленина 1-го издания. При выдаче одного из

томов Ленина помполиту для его подготовки к очередному политзанятию,

которыми было поручено руководить Люське, из книги выпала старая,

пожелтевшая от времени листовка о профсоюзной дискуссии за подписью

Троцкого.

Людмила обратилась за советом к замначальнику Политотдела Шекку: что

делать с этим документом? Шекк ответил: «Давай мне, я спрячу его в стол,

под ключ».

Когда на другой день Кириллова проводили очередное политзанятие с

помполитами, где как раз прорабатывалась тема «Профсоюзные дискуссии», Шекк

вынул из стола листовку и показал её всем присутствующим. Это и послужило,

как видно, поводом к тому, что в Оргбюро было подано от помполитов и Шекка

заявление, что Кириллова «распространяет троцкистские листовки».

В отсутствие начальника Политотдела Черкасова, который как раз в эти

дни находился в командировке в Москве, сам Шекк поставил на партийном

собрании политотдельцев накануне 1 Мая вопрос об исключении Кирилловой из

партии «за распространение контрреволюционного троцкизма».

Обо мне на собрании говорили, что я несколько раз исключался из партии

(это явная ложь!), что сейчас я в ссылке и тому подобную чушь. А Люську

окрестили «контрреволюционеркой» и вынесли решение об её исключении из

партии...»[12]

Людмиле, обвиненной в «распространении контрреволюционных листовок»,

распространять которые она даже и не думала (кстати, в 1-м издании

произведений Ленина текст этой самой листовки напечатан в конце тома в виде

приложения) ничего не оставалось, как терпеть эту клевету и сдать свой

партийный билет. Для неё и детей настали черные времена. Дети

политотдельцев кричали им в окно: «вы убили Кирова!». Разбили оконное

стекло, бросая в него камни, старенькую мать репортёра и его сына-школьника

по дороге в школу тоже забрасывали камнями. Не помогло и обращение за

- 11 -

помощью в местное управление ГПУ, там её выслушали в полной растерянности и

ничего не сказали.

Кириллов жил всю оставшуюся зиму всё время волнуясь за судьбу жены и

детей. 1 января 1936 года произошел один совсем неожиданный и повернувший

жизнь репортёра в другое русло случай, ему вернули его партбилет, но жене

возвращать категорически отказались. Через некоторое время после

возвращения партбилета, Кириллова устроили на новую работу - директора

школы.

Всю весну 1936 года репортёр работал в школе и, одновременно, не

переставал заниматься колхозным хозяйством. Дневник репортёра Алексея

Кириллова обрывается записью от 19 апреля 1936 года. На все летние месяцы

он был послан Казачинским райкомом уполномоченным по посевной, а затем и

уборочной компании в село Рождественское - крупнейший колхозный район

области. Уже само это назначение было воспринято Алексеем, как знак

растущего к нему доверия партийной организации Казачинска. Этим же летом

Алексей одним из первых в районе прошел обмен партийными документами, но

«отмежеваться» от исключенной из партии жены наотрез отказался. В августе

по инициативе Кириллова был предпринят небольшой геологический поход по

Енисею с целью разведки полезных ископаемых.

Всё шло очень хорошо, Кирилловы ждали сообщения о возможности переезда

обратно в Ленинград и никто даже не мог представить себе, какой кошмар

ожидает их в будущем.

Как то раз поздно вечером, Людмила подошла к своему домику в Казачинске

и увидела подъезжавшую к ним телегу с начальником Казачинского НКВД,

Степаном Прокопьевичем Демидчиком и ещё одним незнакомым человеком, который

начал в доме обыск. Алексей был уже дома. Были конфискованы и увезены все

книги, находившиеся в избе, остальные вещи их не интересовали. Когда телега

уехала, Алексей сказал, что его исключили из партии, обвинив в

распространении в селе Рождественском троцкистской литературы, книг,

которые его попросили выписать из Красноярской библиотеки с целью

просвещения некоторых сельчан («Поднятая целина» Шолохова, однотомник

Пушкина, «Энергия» Гладкова и «Капитальный ремонт» Соболева). Всех поразила

и ошеломила дикая и чудовищная нелепица этого обвинения, ведь, в сущности,

с Алексеем произошло то же самое, что и с его женой в 1935 году.

На другой день, после обыска, Людмила пошла на работу в школу, куда её

Алексей устроил, как учительницу, и засела за проверку сочинений, которые

было необходимо вернуть авторам без задержки. Занятая работой, она совсем

отвлеклась от события прошлого дня и поэтому не придала особого значения

просьбе Алексея прогуляться с ним в Тайгу. Он пошел туда в одиночестве.

Именно во время этой одинокой прогулки окончательно созрело у Алексея

решение, спасти

- 12 -

семью ценой своей гибели. Прощальное письмо уже было написано и лежало у

него в кармане.

На другой день Кириллова опять пошла на работу. В учительской её

задерживает завуч - даёт прочесть приказ по школе: «За непедагогическое

отношение к ученикам (есть любимчики), за жевание бутерброда при входе в

класс, за то, что не отметила роль большевиков в Пугачевском восстании -

считать Людмилу Александровну Кириллову уволенной из школы с 6 октября 1936

года»[13]. Завуч этот часто появлялся в школе в нетрезвом виде, а сидя как-

то на уроке, когда шло чтение «Капитанской дочки» любезно заметил после

звонка: «Я к вам учиться прихожу».

Сразу же после школы она пошла в райзо к мужу, чтобы сообщить ещё одну

печальную новость, сказать о её увольнении и о том диком приказе по школе.

За разговором решили, что надо пойти в Казачинское отделение НКВД к

начальнику Степану Демидчику и от имени всей семьи попросить: если считают

врагами - пусть судят, а если нет - пусть наконец прекратиться травля,

которой их подвергают и конца которой не видать.

Вечером Людмила пошла в управление НКВД, а Алексей взяв ружье и собаку

пошел в тайгу. Людмила не знала, что живым видит мужа последний раз в

жизни. Вечером Кириллов застрелился на берегу Енисея. Секретарь райкома,

который сформулировал то чудовищное обвинение в троцкизме «доконавшее»

репортёра, узнав об этом, уволился и уехал из Красноярского края. В музее

Политической истории России до сих пор хранится предсмертная записка А.А.

Кириллова[14].

Корреспондент Кириллов является всего лишь одной из многочисленных

жертв «Кировского потока» и большинству из которых, подобно ему приходилось

сносить все оскорбления и неоправданные обвинения от горячо любимой

Советской Власти.

4. «Большой террор»

«Большой террор» или, как его ещё называли «Ежовщина», являлся

продолжением «Кировского потока», который проходил в стране с 1934 года.

«Кировский поток» был лишь первым шагом Сталина для установления своей

диктатуры, а во время «Большого террора» репрессии приобрели наибольший

размах. На деле, «Ежовщина» была исполнением приказа Наркома внутренних дел

№00445 и проходила с 5 августа 1937 года по 16 ноября 1938 года. Однако, по

датам «Большого террора» существуют среди историков существуют некоторые

разногласия. Одни считают, что всё началось в июне 1936 года, а другие

уверены, что «Большой террор» начался осенью

- 13 -

тридцать седьмого года. За это время было расстреляно более сорока тысяч

человек. Больше всего страдал Ленинград и Москва, в которой под высшую меру

наказания попало более двадцати пяти тысяч человек. В этот период

пострадали все слои населения СССР, а также военные, чиновники и

интеллигенция. В 1936 году начались первые «открытые процессы», которые

представляли из себя грандиозные, хорошо спланированные спектакли, не

имевшие под собой никакой основы. Все эти процессы были лживы, но так

хорошо спланированы, что никто в народе не догадывался о том, что судят

вовсе не врагов народа. Три самых ярких процесса прошли в Москве, а затем

начали проводиться многочисленные мелкие процессы в краях и областях СССР.

19 августа 1936 года в Москве в Октябрьском Зале Дома Союзов начался

первый чудовищный спектакль - так называемый «открытый процесс» над

лидерами оппозиции. На скамье подсудимых сидели главным образом бывшие

лидеры «новой» оппозиции - Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Е. Евдокимов,

И.Н. Смирнов, И.П. Бакаев, С. Мрачковский, В.А. Тер Ваганян и другие,

причем многие из них уже во второй раз за два года оказались на этой

скамье. Всего в группе обвиняемых было шестнадцать человек, их в

обвинительном заключении назвали «троцкистско-зиновьевским террористическим

центром».

«Судебное разбирательство длилось до 24 августа и к его концу обвиняемые

уже совсем не «отпирались». Зиновьев говорил: «Мой ущербный большевизм

превратился в антибольшевизм, а благодаря троцкизму я дошел до фашизма...

Мы заняли место большевиков, эсеров, меньшевиков и белогвардейцев, которые

не могли открыто выступать в нашей стране[15]».

Все обвиняемые «охотно» рассказывали о своей роли в убийстве Сергея

Мироновича Кирова и о планах убийства таких крупных политических деятелей,

как Сталин, Молотов, Каганович, Чубарь, Эйхе. Каменев рассказывал, что

убийство Сталина планировалось осуществить во время VII конгресса

Коминтерна и что этот акт должен был вызвать замешательство в партии и

привести к мощному движению за возвращение к власти Троцкого, Каменева и

Зиновьева. Лишь один Н.И. Смирнов пытался отвергнуть большую часть

предъявленных ему обвинений, но и у него ничего не вышло, так как он был

«уличен» показаниями других подсудимых.

Хотя процесс и считался открытым, в зале присутствовало лишь несколько

десятков заранее отобранных «представителей общественности», а остальными

«зрителями» были сами сотрудники НКВД. Были отвергнуты многие элементарные

нормы судопроизводства. Никаких вещественных

- 14 -

доказательств прокурор СССР А.Я. Вышинский не предъявлял, а коллегия

Верховного суда, возглавляемая В.В. Ульрихом, их и не требовала. Всё

обвинение было построено на показаниях и признаниях самих обвиняемых. В

судебном разбирательстве также не принимали участия адвокаты, а

предложения некоторых зарубежных адвокатов встать на защиту обвиняемых были

отвергнуты. Все показания были однообразны: перечисление различных

преступлений или планов преступлений, которые подготавливали «центр» и его

«филиалы».

Г. Зиновьев, Л. Каменев и другие обвиняемые теперь реабилитированы и

поэтому доказывать то, что процесс был «дутым» нет необходимости. Однако в

1936 году доверие партии и большинства народа к Сталину, НКВД и советскому

суду было ещё очень велико, сомнения возникали у немногих и мало кто

решался высказать их даже в кругу самых близких друзей.

Этот «первый открытый процесс» вынес смертный приговор всем шестнадцати

обвиняемым и вызвал очередную волну репрессий. В первую очередь

арестовывали бывших членов «левых» оппозиций, все газеты были полны

статьями о «разоблачении» скрытых троцкистов, большинство из которых и не

собирались утаивать свое прошлое.

Второй политический процесс - спектакль начался зимой 1937 года. На

этот раз перед Военной коллегией Верховного суда СССР предстали Г.Л.

Пятаков, К.Б. Радек, Г.Я. Сокольников, Л.П. Серебряков, Я.А. Лившиц, Н.И.

Муралов, Я.Н. Дробнис, М.С. Богуславский и другие - всего семнадцать

человек. В большинстве подсудимые были известными деятелями партии,

активными участниками революции и Гражданской войны. Почти все в 1924-1928

годах принадлежали к «объединенной» оппозиции, но затем публично объявили о

разрыве с Троцким и были восстановлены в партии. Перед арестом осенью 1926

года они занимали, как правило, важные посты в хозяйственном и партийном

аппаратах, в органах печати и др. Теперь все они были обвинены в

принадлежности к так называемому «параллельному центру», в подготовке

террористических актов, в шпионаже, в вынашивании планов расчленения СССР и

восстановлении капитализма.

Процесс «параллельного центра», в отличие от первого «открытого

процесса», проходил уже с соблюдением некоторых юридических норм, которыми

пренебрегли на предыдущем судилище. Так, например, обвиняемым выделили

защитников, которые, впрочем, даже и не пытались защищать их от

несправедливых и необоснованных обвинений. Убедившись в безотказности

«следственной» машины Сталин разрешил пригласить на процесс большое число

иностранных корреспондентов и некоторых дипломатов. Но и теперь никаких

документальных и вещественных доказательств предъявлено

- 15 -

не было, а как только судья А. Вышинский говорил о предъявлении

доказательств, открытое заседание прекращалось и начиналось закрытое.

Единственным доказательством и теперь являлись показания обвиняемых.

Естественно, возникал вопрос, что побудило обвиняемых, которые, по

данным следствия давно уже потеряли стыд и совесть, превратились в убийц и

диверсантов и не могли надеяться на снисхождение, «чистосердечно»

признаваться в совершенных преступлениях. К тому же все обвиняемые делали

оговорку, что их не подвергали пыткам или давлению. Однако, чтобы

предупредить появление каких либо сомнений, Вышинский каждому из этих

«убийц, вредителей и диверсантов» задал вопрос о мотивах их чистосердечных

признаний. Но всё же был очевиден фальшивый характер подобного рода

признаний.

Этот процесс, проходивший в Доме Союзов, закончился 30 января 1937

года. Тринадцать человек были приговорены к расстрелу, а Радек, Сокольников

и Мартов - к 10 годам заключения, Строилов - к 8 годам. Присутствующие в

зале чекисты и представители общественности встретили этот приговор криками

одобрения, как и толпа москвичей, собравшихся возле Дома Союзов[16].

Сразу после окончания процесса Радека - Пятакова было намечено

провести пленум ЦК ВКП(б). В повестке дня этого пленума состояли два

главных вопроса: 1. О Бухарине и Рыкове. 2. О подготовке партийных

организаций к выборам в Верховный Совет СССР. Пленум ЦК открылся 25 февраля

1937 года и, по сути, являлся продолжением процесса «параллельного центра».

В основном обсуждалось сообщение о «преступной деятельности» Бухарина и

Рыкова и о «шпионско-вредительской деятельности» некоего нового

«контрреволюционного» центра. Существует легенда, что некоторые члены ЦК

защищали Бухарина и Рыкова и возражали против начавшихся массовых

репрессий, но этого, конечно, не было. Никто не осуждал политики Сталина и

НКВД, все обвиняли Бухарина и Рыкова, требовали привлечения их к

ответственности, приводили примеры плохой работы предприятий и учреждений

из-за вредительства бывших оппозиционеров.

Второго марта 1938 года открылся последний из крупнейших проходивших в

Москве процессов - спектаклей, под названием судебный процесс по делу

«антисоветского правотроцкистского блока». Председателем Военной коллегии

был всё тот же В.В. Ульрих, а государственным обвинителем - всё тот же А.Я.

Вышинский. Считалось, что это самый важный процесс, так как он «разоблачал»

наиболее тайный и наиболее многочисленный из всех «антисоветских центров».

Кроме Бухарина, на скамье

- 16 -

подсудимых сидел А.И. Рыков, многие годы возглавлявший СНК СССР. Так же

здесь были недавние народные комиссары СССР: А.П. Розенгольц, М.А. Чернов,

Г.Ф. Гринько, В.И. Иванов и Г.Г. Ягода, который всего два года назад был

всесильной главой НКВД; крупнейший советский дипломат Н.Н. Крестинский,

крупный деятель российского и международного рабочего движения Х.Г.

Раковский, руководители Узбекской ССР А. Икрамов и Ф. Ходжаев, секретарь

Горького П.П. Крючков, видные врачи Д.Д. Плетнев, И.Н. Казаков и некоторые

другие[17].

Все обвинения предъявленные на предыдущих процессах были полностью

повторены (убийство Кирова, подготовка убийства Сталина и др.) и к ним ещё

были добавлены обвинения в убийстве Горького, Куйбышева и Менжинского, в

покушении на В.И. Ленина ещё в 1918 году, а также в стремлении отдать

империалистам не только Украину, Белоруссию и Дальний Восток, но и

Закавказье со Средней Азией.

Так же, как и на предыдущих судах, большинство из обвиняемых сразу же

признали себя виновными, а сопротивление оказал только один Крестинский.

Когда на первом судебном заседании Ульрих зачитал обвинительное заключение

и обратился к каждому из подсудимых с вопросом: «Признаёте ли вы себя

виновными?» Бухарин, Рыков и Ягода ответили: «Да, признаю». Все остальные

обвиняемые ответили точно так же. Когда очередь дошла до Крестинского, тот

неожиданно ответил: «Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда

не был участником «правотроцкистского блока», о существовании которого не

знал. Я не совершал также ни одного из тех преступлений, которые вменяются

лично мне, в частности не признаю себя виновным в связях с германской

разведкой».

Такая реплика ошарашила всех присутствующих и растерявшийся Ульрих

повторил свой вопрос, но опять получил тот же ответ. После этого был

объявлен двадцатиминутный перерыв. Что происходило во время этого перерыва?

Неизвестно, но несомненно, там было решено изменить порядок допроса

подсудимых. Первыми начали допрашивать Бессонова, роль которого и в

организации процесса и по «сценарному плану» была особой. Именно Бессонов

был по плану тем, кто связал троцкистов и зиновьевцев с «правыми». Это он

работая в торгпредстве СССР в Берлине будто бы организовал встречи

оппозиционеров с Троцким и Седовым. Это Бессонов будто бы передавал

директивы Троцкого «правотроцкистскому» блоку. К тому же Бессонов явно

подтвердил свою готовность продолжать играть в этом спектакле отведенную

ему роль.

- 17 -

После перерыва заседание суда возобновилось, начавшись с допроса

Бессонова. Все подсудимые подтвердили его показания, но когда судья

Вышинский обратился к Крестинскому, тот отверг все показания Бессонова.

Крестинский был крупным государственным и партийным деятелем и до своего

ареста работал заместителем наркома иностранных дел. Хотя он и сочувствовал

некоторым акциям «левой» оппозиции, троцкистом он никогда не был и не

участвовал во внутрипартийной борьбе 20х годов, так как в то время работал

послом в Германии. На суде Крестинский отвергал все обвинения, заявил, что

никогда и нигде с Бессоновым о связях с троцкистами не говорил и, что

Бессонов лжет.

Это судилище закончилось 13 марта 1938 года. Около 30 минут Ульрих

читал приговор, который все слушали стоя. Большинство подсудимых было

приговорено к высшей мере уголовного наказания - расстрелу; Плетнев - 25

годам заключения, Раковский и Бессонов - к 20 и 15 годам.

В ночь на 15 марта 1938 года Н.И. Бухарина, которого Ленин называл

любимцем партии, А.И. Рыкова, бывшего Председателя Совнаркома, и их

товарищей по несчастью расстреляли.

Все эти процессы вызвали новые волны репрессий, направленных против

бывших участников оппозиции. Но это оказалось только небольшой частью всех

бед свалившихся на оппозиционеров. К концу 1937 года большая часть «левых»

и «правых, которых к тому времени насчитывалось 60 тыс. Человек, уже

находилась в заключении, а многие из них были расстреляны. Но несмотря на

это, в течение всего 1937 и 1938 года поток репрессий неуклонно продолжал

расти, принимая всё более массовый и зловещий характер.

Тяжелый удар был нанесён прежде всего по Центральному Комитету ВКП(б).

К началу 1938 года по всякого рода клеветническим обвинениям было

арестовано более двух третей членов ЦК ВКП(б)[18]. Все они вскоре были

физически уничтожены.

Одновременно с аппаратом ЦК партии был разгромлен и аппарат Комиссии

партийного контроля. Большая часть членов КПК, избранных XVII съездом

партии, была арестована (И.М. Беккер, Н.С. Березин, В.С. Богушевский, С.К.

Брикке, Е.Б. Генкин, М.Л. Грановский, В.Я. Гроссман, Ф.И. Зайцев, Н.Н.

Зимин, М.И. Кохиани, А.А. Левин, И.А. Лычев, Ж.И. Меерзон и др.). Почти

никто из них не остался в живых.

Тяжелые репрессии обрушились на центральные советские и хозяйственные

органы. Была арестована большая часть членов Президиума ЦИК СССР и ВЦИК.

Так же был разгромлен аппарат Госплана СССР. При этом погиб опытный

партийный и

- 18 -

хозяйственный руководитель В.И. Межлаук, долгие годы возглавлявший Госплан

СССР. Были арестованы и погибли наркомы СССР - оборонной промышленности

М.Л. Рухимович, легкой промышленности И.Е. Любимов, лесной промышленности

С.С. Лобов, внутренней торговли И.Я. Вейцер, здравоохранения Г.Н. Каминский

и другие. Следует отметить, что происходил не только арест наркомов, но и

настоящий погром возглавлявшихся ими наркоматов, в которых арестовали почти

всех ведущих работников.

В 1937-38 годах был нанесён серьёзный удар по кадрам республиканских и

областных партийных и советских органов. В РСФСР было разгромлено до 90%

всех обкомов партии и облисполкомов, а так же большинство городских,

окружных и районных партийных и советских организаций. В отдельных областях

иногда арестовывали сразу по несколько составов обкома партии.

Благодаря появлению троек и двоек массовые репрессии в народе

приобретали всё больший и больший размах. Прежде всего была уничтожена

большая часть интеллигенции, имеющей свои собственные независимые взгляды и

суждения по поводу развивающихся в стране процессов. Всё это относилось к

научной, научно-технической, военной, художественной, партийной

интеллигенции способной занять самостоятельную позицию в партии и обществе.

Как я уже говорил, за этот сравнительно небольшой период времени были

уничтожены многие самые талантливые люди нашей страны. Те, кто

действительно противостояли сталинскому режиму (М. Рютин, А. Смирнов, Н.

Эйсмонт и другие) уничтожались по принципу «кто не с нами - тот против нас»

за выраженные ими взгляды, те же, кто лишь подозревался в способности к

инакомыслию, всё равно нещадно истреблялись с помощью сфабрикованных дел.

Но уничтожение это не всегда было физическим: часто оно выражалось в

осуждении на многие годы лагерей и ссылки, что приводило к изоляции

человека от общества и, в дальнейшем, к полному моральному уничтожению.

Иногда система ограничивалась «проработкой» того или иного деятеля, имея

цель сломить его волю и превратить в послушное орудие для осуществления

своих идеологических замыслов[19]. Наряду с представителями интеллигенции,

репрессиям подвергались рабочие и крестьяне, против которых были

сфабрикованы доносы об их политической враждебности Советской власти. В те

годы доносительство поощрялось. Однако смертоносный смерч репрессий прошел

не только по стране, но и по её армии и флоту. Аресты в основном были

направлены против высших командным кадрам, политсоставу и центральному

аппарату Наркомата обороны. По имеющимся сведениям с мая 1935 года по

сентябрь 1938 года в армии подверглись репрессиям более тридцати шести

тысяч

- 19 -

человек, а на флоте - более трёх тысяч. Часть из них была, правда, лишь

уволена из РККА. В результате этой кровавой борьбы с «врагами народа»

сменились почти все командующие округов и, на 90% процентов произошло

обновление начальников штабов округов и заместителей командующих, на 80%

обновился состав управления корпусов и дивизий, на 90% - командиров и

начальников штабов[20]. Кстати, как следствие этой чистки явилось резкое

понижение интеллектуального потенциала, как в армии, так и на флоте.

Проводя репрессии в стране, Сталин опирался в первую очередь на

карательные и судебно-следственные органы. Однако важнейшей составной

частью и предпосылкой этих массовых репрессий было физическое уничтожение

многих тысяч работников НКВД, суда и прокуратуры.

Безжалостная чистка карательных органов началась уже в 1936 году. О

работниках этих органов трудно говорить, как о честных чекистах. Они

принимали участие во всех репрессивных кампаниях конца 20х - начала 30х гг.

Они готовили первый крупный процесс против бывших лидеров оппозиции.

Однако перерождение и политическое разложение среди руководства НКВД, суда

и прокуратуры, шло не так быстро, как этого хотелось Сталину. Предполагая

повернуть остриё репрессий против основного ядра партии и государства, он

принял решение коренным образом изменить и состав карательных органов. К

тому же все эти люди знали «слишком много», а тираны не любят свидетелей

своих преступлений.

Многочисленные волны арестов прошли не только среди правящих кругов, но

и затронули огромное число работников среднего и низшего звена и все слои

населения.

В 1936-1939 гг. из партии было исключено более одного миллиона человек,

а в условиях того времени это почти всегда связывалось с арестом. К этому

числу можно прибавить людей, исключенных из партии во время чисток 1933-

1934гг. Чистки затронули более миллиона человек, а многие из них были

арестованы[21]. Арестам подвергались и беспартийные, чаще всего

родственники арестованных коммунистов, их друзья и сослуживцы.

Большие потери понёс и рабочий класс. На Электрозаводе в Москве, по

свидетельству Л.М. Портнова, было репрессировано более тысячи рабочих и

служащих. Очень много рабочих было арестовано на Кировском заводе в

Ленинграде. Такое же избиение рабочих кадров проводилось почти на каждом

предприятии страны.

Тяжелый удар был нанесён и многострадальной советской деревне. Крестьян

арестовывали сотнями и по совершенно бредовым обвинениям. Многим из них

было предъявлено обвинение в троцкизме. Е.С. Гинзбург писала в своих

- 20 -

воспоминаниях о старой колхознице, которой было предъявлено обвинение в

троцкизме. Не понимая смысла этого слова, старуха доказывала, что она не

«трактористка» и что в их деревне старых людей на трактор не сажают. И

таких трагедий в те годы была не одна тысяча.

В некоторых областях страны обезумевшие сотрудники НКВД, пользуясь

указом от 7 апреля 1935 года, привлекали к ответственности за

«контрреволюцию» и «террор» даже детей. Так, например, в городе Ленинске-

Кузнецке было арестовано 60 детей, обвиненных в создании

«контрреволюционной террористической группы». Детей восемь месяцев держали

в городской тюрьме, но потом «реабилитировали»[22].

Суровым репрессиям подвергались священники и исповедующие различные

религии. В 1937 году с новой силой возобновились начатые в 30х годах,

гонения на церковь. Из 96 действующих храмов Ленинграда к концу 30х годов

сохранилось всего семь.

В 1936-1938 гг. Сталин перекрыл все «рекорды» политического террора,

известные истории. Известно, что в 1936 году было приговорено к расстрелу

1116 человек. В 1937 году было вынесено 350 680 смертных приговоров. Данные

о расстрелах за 1938 год неизвестны, но вряд ли можно сильно ошибиться,

если говорить о 200-300 тысячах расстрелянных[23]. Это были уже не ручейки,

а реки крови советских людей. Ни один из тиранов и деспотов прошлого не

подвергал преследованиям и не уничтожил такого большого числа своих

соотечественников.

Заключение

Вот и закончена моя работа. Долгий период времени я жил в том кошмарном

мире. На основе анализа литературы и некоторых источников по сталинскому

периоду можно сделать вывод о непосредственной связи убийства С.М. Кирова и

террора прошедшего по стране в !935-1939 гг. Ссыльный корреспондент А.

Кириллов является очень ярким примером человека, который подвергся

сталинским репрессиям, а в те года похожая судьба ждала десятки тысяч

людей.

Очень трудно представить себе весь размах сталинского террора, всё

невообразимое количество его жертв. Можно сказать, миллионы людей погибли

от руки одного единственного человека. Сколько лет калечилось сознание

людей огромной страны. На поддержание культа личности Сталина были брошены

все силы средств массовой информации. Народ обманывали историки, ученые -

весь ход исторических событий подавался односторонне, но осуждать их мы не

имеем права. Думая и зная одно, они вынуждены были

- 21 -

писать и говорить совсем другое. Для них это был вопрос жизни и смерти.

Люди переживали времена «чисток» в 1936, 37 и 38гг., принимая

многочисленные и в большинстве своём несправедливые аресты «врагов народа»

за правду и не все осознавали, как несправедливы сталинские репрессии.

Сталинизм всегда пытался лишить народы нашей страны своего

исторического прошлого. Уничтожались прекрасные памятники старины,

уникальные сооружения, взрывались храмы и церкви, а в других церквях

устраивались склады, гаражи, тюрьмы.. Насильно народу навязывались взгляды

ярых атеистов. Многие города утратили своё своеобразие, произошло повальное

переименование улиц, площадей, городов. Всем этим отсекали уходящие в

прошлое корни, лишали страну истории, а значит индивидуальности. Ведь без

прошлого нет настоящего, а значит не может быть и будущего.

Не удивительно, что по периоду сталинизма написано множество

произведений. Многие из них в те годы были запрещены и либо выпускались за

границей, либо появились в печати совсем недавно.

На мой взгляд период сталинских репрессий - это один из ужаснейших

страниц нашей истории и не дай Бог, чтобы такое когда-либо повторилось.

-----------------------

[1] Конквест Р. «Большой Террор»; издательство «Ракстниекс», Рига, 1991г.

Стр. 109

[2] Конквест Р. «Большой Террор»; издательство «Ракстниекс», Рига, 1991г.

Стр. 69

[3] Боффа Д. «История Советского Союза»; издательство «Международные

отношения», Москва, 1991г. Стр. 450; Кирилина А. «Рикошет»; издательство

«Знание России», Санкт-Петербург, 1993г. Стр. 97

[4] Джузеппе Боффа «История Советского Союза»

[5] «Ленинградский Мартиролог 1937 - 1938гг.»; Санкт-Петербург, 1995г. Стр.

13

[6] Там же.

[7] Медведев Р. «О Сталине и Сталинизме»; издательство «Прогресс», Москва,

1990г. Стр. 351

[8] «О Сергее Кирове»; издательство политической литературы, Москва, 1985г.

Стр. 237

[9] Государственный музей Политической Истории России (ГМ ПИР), ФVI

№Вс51044/1,2

[10] Журнал «Наш Современник» 11-88 ; А.А. Кириллов «Дневники ссыльного

редактора». Стр. 115

[11] Там же. Стр. 119

[12] Там же. Стр. 120

[13] Журнал «Наш Современник» 11-88; А.А. Кириллов, «Дневники ссыльного

редактора». Стр. 121

[14] ГМ ПИР, ФVI, №Вс51044/10

[15] Медведев Р. «О Сталине и Сталинизме»; издательство «Прогресс», Москва,

1990г. Стр. 310

[16] Медведев Р. «О Сталине и сталинизме»; издательство «Прогресс», Москва,

1991г. Стр. 323

[17] Там же. Стр. 330

[18] «История и сталинизм»; издательство политической литературы, Москва,

1991г. Стр. 97

[19] Там же. Стр. 98

[20] Там же. Стр. 104

[21] Медведев Р. «О Сталине и сталинизме»; издательство «Прогресс», Москва,

1990г. Стр. 353

[22] Конквест Р. «Большой Террор»; издательство «Ракстниекс», Рига, 1991г.

Стр. 127

[23] Там же. Стр. 130

Страницы: 1, 2