Культурная революция 30-х годов

Г.В.Плеханов, "к азиатскому туловищу московской Руси "царь-плотник"

приделал европейские руки... Сила новых, европейских рук, оказывая России

большие услуги в ее международных сношениях, невыгодно отражалась на многих

сторонах ее внутреннего быта. Вздернув Россию, по выражению Пушкина, "на

дыбы", великий царь раздавил народ под бременем налогов и довел деспотизм

до неслыханной степени могущества".

А.С.Хомяков, один из основоположников славянофильства, выдвинул мысль,

что петровские заимствования европейской культуры, затронувшие только самые

верхние слои общества, отгородили образованные слои России от народа, а

затем стали пытаться нести в народ просвещение. Однако "просвещение есть не

только свод и собрание положительных знаний, оно глубже и шире такого

тесного определения. Истинное просвещение есть разумное просветление всего

духовного состава в человеке или народе". Необходимо, чтобы те знания,

которые передаются народу, те нововведения, которые предлагаются для его

блага, отвечали на какие-то запросы, разрешали какие-то проблемы людей

именно этой конкретной культуры.

Петр добился признания за Россией статуса великой европейской державы.

Но при этом, по выражению М.А.Бакунина, "Петр сделал Россию государством,

направленным исключительно к насильственному расширению, машиною для

порабощения иноземных наций, причем сам народ рассматривался не как цель, а

как простое орудие для завоевания". Так, например, во время войн Петр не

щадил своих солдат. Заградотряды, стрелявшие по своим отступающим солдатам,

выдумали не Троцкий и не Сталин. Это Петр перед битвой при деревне Лесная

(1708 г.) "позади своих войск поставил казаков и калмыков с строгим

приказанием убивать без милосердия всякого, кто побежит вспять". Не жалел

он людей, обрекая их на каторжный труд при возведении северной столицы и на

других "великих стройках". В результате в годы правления Петра население

страны резко сократилось.

Революция третья: большевистский эксперимент

Идея большевистского социального эксперимента, составной частью

которого стала попытка строительства "новой" культуры, базировалась в

конечном счете на концепции "особого пути" России, имевшей к началу ХХ в.

уже достаточно протяженную историю. Почвой, взрастившей эту концепцию, было

промежуточное (евразийское) положение России между Востоком и Западом,

борьба между этими двумя цивилизационными влияниями, тяготеющая (за

исключением разве что петровской и ближайшей послепетровской эпохи, да и то

лишь в ограниченном смысле) к доминированию Востока. Из этого противоречия

и родился миф о "врожденной антибуржуазности" русского человека.

Русский народ упорно защищал собственную традиционно сложившуюся

картину мира, основанную на доминировании "соборного начала" и принципах

уравнительного распределения. И хотя социалистические и коммунистические

идеи были продуктом западной философской мысли, где в столкновениях и

полемике они прошли длительный путь развития, именно они получили особую

власть над умами людей в России. Видный деятель эсеровского движения

Ф.Степун отмечал, что "монументальность", с которой неистовый Ленин

принялся за создание коммунистического общества, сравнима разве только с

сотворением нового мира в библейском смысле. Но в ответ на ленинское "да

будет так" жизнь отвечала не библейским "и стало так", но российским "и не

стало так". Ленин и большевики хотели "перевернуть" Россию, но в

действительности Россия "перевернула" большевизм". Извечная российская

проблема: хотели как лучше, а получилось как всегда. Так что большевистский

период истории России стал не реализацией неких теоретических положений в

конкретных условиях места и времени, но примером того, как меняющиеся

обстоятельства диктовали властным структурам стратегию и тактику

политического выживания, а идеологии и теории оставалось только

обосновывать этот процесс.

Вместе с тем у большевиков имелся достаточно отчетливый и

последовательно проводящийся в жизнь идеологический вектор. Он сводился к

непримиримой антибуржуазности, т.е. к борьбе с ценностями, лежащими в

основе этого ненавистного им общества. Что это были за ценности? Прежде

всего – частная собственность как основа экономической, а следовательно, и

политической независимости человека от государства, необходимая предпосылка

для индивидуалистического самосознания личности. Однако большевики

понимали, что собственнические инстинкты слишком глубоко коренятся в душах

людей. Отсюда идеологическое оформление антисобственнической

(антибуржуазной) пропаганды: она, частная собственность, была объявлена

базой, позволяющей одним людям (собственникам) эксплуатировать других людей

– городской и деревенский пролетариат. И, соответственно, проводить эту

политику – борьбу с классом собственников – был призван именно этот

пролетариат.

Борьба с буржуазной картиной мира – негативная часть программы. Она

сопрягалась с программой позитивной – внедрением в сознание людей

коллективистских ценностей, предполагавших отказ от суверенности

индивидуальной личности и ее растворение в массе. На смену человеку как

субъекту исторического процесса (буржуазный герой-индивидуалист) приходила

масса (класс), делающая историю. Индивидуальная же свобода при этом

сводилась к выбору человеком своей конкретной роли в движении к не им

поставленной цели. "Я счастлив, что я этой силы частица...", как сказал

поэт, верно угадавший главное направление формируемого большевиками потока

жизни.

Эта задача для большевиков не была слишком сложной, потому что

склонность к коллективизму, групповая психология глубоко коренились в

русской крестьянской традиции. Ее же исповедовали различные городские

производственные артели – объединения, составлявшиеся, как правило, из тех

же выходцев из деревни. Да и так называемый пролетариат тоже был чаще всего

выходцем из деревни, пролетарием в первом поколении. Фактически проблема

состояла лишь в том, чтобы переориентировать этот укорененный в российском

национальном характере вектор в нужном для большевиков направлении.

"Человеческий материал", который большевики унаследовали от "старого"

общества, состоял из трех неравных частей: меньшую часть составляли

убежденные революционеры, практически готовые для светлого будущего (их по

разным подсчетам накануне революции было примерно тысяч пять на всю

Россию), подавляющая масса (десятки миллионов) крестьян, городских наемных

работников, служилого люда, обывателей, мещан и т.д., которых предстояло

мучительно перевоспитывать в соответствии с новыми идеалами (менять им

картину мира) и, наконец, те, кого следовало уничтожить как класс – весьма

обширный слой так называемой буржуазии, в который (из-за политической

малограмотности исполнителей) попало много "чистой" публики, никакой

весомой собственностью не владевшей – чиновничества, ученых, юристов,

деятелей искусства и т.д.

Большевики унаследовали страну в тяжелой ситуации: война и затем

Февральская революция раскрепостили, разбудили в населении империи

разрушительную энергию, извечную российскую склонность к анархическому

бунту, нанесли сильнейший удар по системе традиционных российских

ценностей. Сложившаяся испокон веков картина мира российского подданного

трещала по всем швам: из нее были вынуты центральные, формообразующие

фрагменты – монарх как олицетворение высшей справедливости на Земле и Бог

как мирообразующее и мироформирующее начало. События развивались таким

образом, что достаточно вероятным становилось предположение, что Бога как

создателя и хозяина мироздания нет. У богопослушной части российского

населения вполне могло сложиться впечатление, что хороший хозяин никогда бы

не допустил в своем доме такого беспорядка, какой учиняли в стране атеисты-

большевики. А раз Бога нет, то, как справедливо заметил Ф.Достоевский, "все

дозволено", чем не приминул воспользоваться "широкий" русский (и не только

русский – российский) человек.

Большевики были убежденными сторонниками вседозволенности. Но на этой

концепции (и они это понимали) государство не построишь. Значит, все может

быть дозволено, но далеко не всем – только тем, кто у власти и знает, что

нужно построить на развалинах старого мира. У остальных нужно было

формировать новую картину мира, помогающую использовать этих остальных в

строительстве новой жизни.

Что можно было положить в ее основу? Прежде всего мотив жертвенности:

нам (вам) выпало счастье участвовать в строительстве "нового" мира, самого

справедливого общества на Земле, мы готовим мировую революцию, которая

освободит от гнета капиталистов всех трудящихся Земли и т.д. Понятно, что

такие возвышенные и исторически значимые цели стоят того, чтобы сегодня (и,

может быть, завтра тоже) претерпеть лишения, мучения и т.д. Более того,

ради такой высокой цели не жалко и жизни.

Отсюда вытекает второй мотив: главный персонаж истории – человек-

труженик, чьими руками создается все богатство (все более очевидный факт,

что большая часть богатства создается не руками, но умными головами, при

этом остается за скобками) и который только теперь стал истинным субъектом

мировой истории.

И, наконец, третий важный культурообразующий мотив: пришедший к власти

новый класс создает свою этику, свою эстетику, свое искусство и даже свою

художественную культуру и науку (Пролеткульт). Подобная достаточно аморфная

и на ходу уточняемая картина мира, разрабатываемая в сфере партийной

идеологии и публицистики, стала последовательно внедряться в сознание

населения России новыми вождями народа.

Как известно, картина мира в своих основных параметрах формируется в

трех сферах общественной жизни – в религии, науке и искусстве – и затем

транслируется через систему образования и средств массовой информации

(коммуникации). Поэтому перед большевистским правительством встала задача

подчинить эти три сферы задачам научно-идеологического и эстетического

обоснования новой системы ценностей и обеспечить транслирование этих

ценностей в сферу общественного сознания через эффективную систему

образования и массовой пропаганды.

Поворот к коллективизму, к ориентации на массы, склонность к которому

коренилась в русской общинной традиции и которая была теоретически

обоснована русской редакцией марксизма, получила своеобразную подпитку в

научно-техническом прогрессе и в процессах урбанизма. Это была короткая, но

яркая эпоха нового просветительства: во многих думающих головах

складывалось убеждение, что мир познаваем, что социальная гармония

возможна, потому что многие проблемы, о которые, "расшибались", реформаторы

прошлого, сегодня могут быть решены на путях научно-технического прогресса,

машинным путем. Машина стала важным фактором социальной жизни, в том числе

и жизни художественной. Рационализм плюс машина дали в результате

конструктивизм – не только в искусстве, но в политике и экономике.

Появилась и широко распространилась иллюзия, что можно придумать и

осуществить проект всеобщего счастья или создать “полезное” искусство,

способствующее этому всеобщему счастью. Очевидно, что такое искусство не

могло быть основано на “буржуазных” индивидуальных ценностях оно, могло

базироваться только на ценностях групповых (классовых), всеобщих.

Отсюда вытекала логика большевистского "упрощения" культуры: ориентация

на массу (коллективизм) – культ техники (конструктивизм в широком смысле

этого слова, как взгляд на мир, допускающий возможность его рациональной

переделки, а не как стилистическое направление в искусстве) – завод

(рабочие) как главный предмет искусства – человеко-машина или машино-

человек как результат конструктивистского взгляда на общество той эпохи –

человек-винтик как логическое следствие подобного подхода к социуму.

“Единица – вздор, единица – ноль”, – сказал пролетарский поэт и отразил

правду времени.

Именно отсюда проистекает убеждение в допустимости социального

конструирования, которое чревато насилием над личностью. Потому что

социальное конструирование по определению не может учитывать мнение,

позицию неповторимой человеческой личности, оно всегда рассматривает

человека не как цель, но как средство (человеческий материал). Продолжим

представленную выше историческую логику событий: новый рационализм –

создание проекта самого справедливого на Земле общества – переделка

человека, непригодного в своем настоящем виде к вхождению в светлое будущее

(естественно, с помощью насилия) – массовое производство “нового” человека

с помощью государственных структур, формирующих картину мира. А в их

деятельности важнейшее место занимало управление культурной жизнью.

Для деятелей большевистской культурной политики была характерна

механистическая иллюзия, согласно которой культуру можно отнять у имущего

класса и раздать неимущим. В результате такой операции общество якобы

повысит свой культурный уровень. Для них совершенно чужда была мысль, что

культура – это не готовый результат, который можно "потребить", но путь,

процесс, плод духовной работы, которую нужно каждому проделать

самостоятельно. В результате "массы стали усваивать культуру как нечто, что

им положено по праву, что можно отнять у имущих и присвоить себе. Но дело в

том, что культура, дух – неделимы. Нельзя поделить то, чего нет. Это то,

чем ты не располагаешь, а можешь лишь на мгновения обретать в собственном

духовном движении".

Вопреки существующему мнению большевистский социальный эксперимент не

провалился – он в значительной мере удался. Он показал, что человек – очень

пластичен, что из него можно лепить любое социальное существо. Например, за

какие-то три поколения слепить существо под названием "советский человек"

("совок"), обладающее весьма специфической картиной мира, во многих своих

пунктах не совпадающей с ценностями общечеловеческими (европейскими

общецивилизационными). Полученый вывод ставит нас перед новой проблемой:

как себя вести в связи с новой напастью – глобализацией культуры.

Четвертая революция – глобализация и национальные картины мира

Эта революция уже началась и развивается с все возрастающей скоростью.

Управлять этими процессами ("прогибать" их) нам не под силу – мы вынуждены

сами "прогибаться под изменчивый мир". Но все же направление и

интенсивность такого прогиба зависит от нас.

Сразу скажу, что рецептом правильного поведения в этих новых, доселе

небывалых условиях не располагает никто. Но сегодня можно обсуждать

критерии, на основе которых такое правильное поведение (культурная

политика) может разумно осуществляться. Это прежде всего тезис,

утверждающий непреходящую ценность культурного разнообразия социума.

Культурная динамика возможна только в условиях взаимодействия,

столкновения, взаимовлияния различающихся друг от друга культур. И чем

больше будут эти различия, чем больше таких непохожих друг на друга культур

будут сосуществовать в пределах государства или в конечном счете в

глобальных масштабах, от этого будет зависеть жизнеспособность

соответствующего социума. Поэтому в масштабах страны необходимо

культивировать, поддерживать, лелеять самые разнообразные социально

одобряемые субкультуры. В масштабе континентов нужно стремиться к тому,

чтобы культуры разных народов – больших и малых – сохранялись,

взаимодействовали друг с другом, влияли друг на друга, но не поглощали друг

друга. Что такое "тепловая смерть", нам объяснили философствующие физики –

это когда в планетарном масштабе тепловой градиент (различие в температуре)

станет равным нулю. Что такое "культурная смерть" – менее ясно. Для его

объяснения методом "от противного" используем формулу, выдвинутую Сталиным

в первой половине 30-х годов. Тогда он прогнозировал, что постепенно, в

результате осуществления большевистской культурной политики, культуры всех

народов Советского Союза – национальные по форме, социалистические по

содержанию – сольются в единую социалистическую культуру. Градиент

(различие) станет нулевым. Все, конец света!

Вот главное испытание, которое ставит перед человеческом глобализация

культуры – лавинообразное умножение каналов межкультурных коммуникаций,

неподвластных национальным правительствам. Не случайно сегодня так

актуальна проблема национальной идентичности. Большинство конфликтов,

которые приходится решать современным (очень культурным!) государствам, –

необходимость обеспечить культурную автономию (или независимость) так

называемым "малым" народам. Они не хотят растворяться в мощных,

доминирующих в европейской культуре социумах. Они осознают себя как

"других" и ради этого готовы терпеть экономические трудности, которые

иногда лежат на поверхности подобных конфликтов, подменяя собой истинные,

культурные истоки.

Итак, столкнулись лбами две глобальные тенденции – налаживание

глобальных кросскультурных коммуникаций и оппонирующие этому процессу

опасения национальных культур и субкультур утратить свою самоидентичность.

Где выход? Нет ответа. По крайней мере, убедительного для сегодняшней

ситуации. И она, эта ситуация, будет усугубляться. Так что нам полезно

попытаться играть эту историческую в самом высоком смысле слова партию,

прогнозируя хотя бы один два хода вперед.

В основе любой культуры лежит язык. Сегодня язык мирового общения –

английский. Очевидно, что русский его никогда не заменит. Значит, с этим

нам нужно смириться, но и подумать о том, как сохраниться на арене мировой

культуры. Кстати, заглядывая вперед, не пришлось бы нам в обозримом будущем

изучать китайские иероглифы в качестве языка мирового общения. Обозначенная

проблема – предмет внешней культурной политики, решением которой сегодня в

нашем отечестве, похоже, никто всерьез (стратегически) не озабочен. Все

движения России в этом направлении, насколько об этом можно судить,

сводятся к решению чисто тактических политических задач.

Огромное, чуть вспаханное поле – это культурная социодинамика на

просторах Российской империи. Это именно так, ибо развалилась только

Советская империя; Российская еще жива, но больна той же болезнью, чреватой

распадом. На поверхности находятся какие-то региональные экономические

претензии. Но в основе всех конфликтов, грозящих целостности Российской

Федерации, те же культурные напряжения, которые не только беда, но прежде

всего огромное благо, залог культурного здоровья страны (культурное

разнообразие). Да, мы очень разные, чем и интересны друг для друга. Между

тем мы не оставляем попыток культурно доминировать друг над другом,

подчинить (поглотить, нивелировать культурные различия) так называемые

"малые" культуры некоей культуре общегосударственной, которой пока (и это

очень хорошо!) не существует, но которая ассоциируется с экспансией русской

культуры (кстати, состоящей из букета весьма своеобразных субкультур).

"Нужны новые формы", – заявил на рубеже ХХ в. чеховский герой. Нужна новая

государственная культурная политика – скажем мы, перешагнув в XXI в. И

разрабатывать ее нужно общими усилиями, ибо никто не знает "единственно

верного" решения. Очень важно, чтобы мы не забывали уроки российской

истории, о которой речь шла выше.

Культурные преобразования в России после Октябрьской революции

Революция коренным образом изменила жизнь российского общества, став

рубежом, эпохальной вехой, открывшей новый этап отечественной истории –

советский. По масштабу и глубине произошедших перемен Октябрь 1917 г.

следует поставить в один ряд с принятием Русью христианства, образованием

русского государства и реформами Петра. Глобальная трансформация культуры

стала неотъемлемой частью изменений в политической и социальной сферах.

Резкий слом традиции всегда имеет как положительные, так и

отрицательные последствия. В полной мере это проявилось в истории

послереволюционной России. Одной из сфер, развитие которой отразило эту

двойственность, явилась сфера образования и науки. Сразу после революции

партия большевиков и советское правительство берут под контроль развитие

системы образования. В конце 1917–начале 1918 г. были приняты декреты об

отделении церкви от государства и школы от церкви. Руководство народным

просвещением декретом ВЦИК и СНК РСФСР было возложено на Государственную

комиссию по просвещению во главе с А. В. Луначарским.

Главным достижением молодого советского государства явилось создание

системы по-настоящему всеобщего начального образования. В первые

послереволюционные годы издаются декреты об обязательном обучении грамоте.

Несмотря на тяжелое материальное, положение повсеместно создаются школы. В

1923 г. было организовано добровольное общество "Долой неграмотность!".

Развернулось всенародное движение за ликвидацию безграмотности. Результатом

масштабной деятельности по обучению грамоте не только детей, но и взрослых

явилось возрастание доли грамотных среди населения России. По переписи 1926

г. число грамотного населения в РСФСР увеличилось в два раза и составило 51

процент.

Значительны были успехи в деле демократизации среднего и высшего

профессионального образования. Массовыми формами подготовки

квалифицированных рабочих и среднего технического персонала стали школы

фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), школы крестьянской молодежи (ШКМ) и

техникумы. Для облегчения поступления в высшие учебные заведения рабочих и

крестьян при институтах и университетах с 1919 г. создаются рабочие

факультеты ("рабфаки"), "подтягивавшие" их знания до необходимого уровня.

Страницы: 1, 2, 3