История русской православной церкви

участке земли в московском Кремле, подаренный ему монгольским ханом. После

своей кончины митрополит Киевский и всея Руси был похоронен в Успенском

соборе, рядом с гробницами митрополитов Петра и Феогноста.

Роль трех святых старцев для русского общества.

О церковь XIV в. невозможно рассказать не упомянув деятельность этих

трех старцев. Все они были объединены единой идеей — идеей возрождения

русского народа. Примерно в сороковых годах четырнадцатого века, по мнению

летописца, произошло три знаменательных события: из московского

Богоявленского монастыря вызван был на церковно-административное поприще

скрывавшийся там 40-летний монах Алексий, тогда же один 20-летний искатель

пустыни, будущий преподобный Сергий Радонежский, в дремучем лесу поставил

маленькую деревянную келью с такой же церковью, а в Устюге у бедного

соборного причетника родился сын, будущий просветитель Пермской земли

святой Стефан. Ни одного из этих имен нельзя произнести, не вспомнив двух

других. Тесная дружба и взаимное уважение соединяли их друг с другом.

Митрополит Алексий навещал Сергия в его обители и советовался с ним, желая

иметь его своим приемником. Припомним задушевный рассказ в житие

преподобного Сергия о проезде святого Стефана Пермского мимо Сергиева

монастыря, когда оба друга на расстоянии 10 с лишним верст обменялись

братскими поклонами.

Историк Ключевский в своей статье говорил: «Все три святых мужа,

подвизаясь каждый на своем поприще, делали одно общее дело, которое

простиралось далеко за пределы церковной жизни и широко захватывало

политическое положение всего народа. Это дело — укрепление Русского

государства, над созиданием которого по-своему трудились московские князья

XIV в. Это дело было исполнением завета, данного русской церковной иерархии

величайшим святителем древней Руси митрополитом Петром. Еще в мрачное время

татарского ига, когда ниоткуда не поступал луч надежды, он, по преданию,

пророчески благословил бедный тогда городок Москву, как будущую церковную и

государственную столицу Русской земли. Духовными силами трех наших святых

мужей XIV в., воспринявших этот завет святителя, Русская земля и пришла

поработать над предвозвещенной судьбой этого города. Ни один из них не был

коренным москвичом. Но в их лице сошлись для общего дела три основные части

Русской земли: Алексий, сын черниговского боярина-переселенца, представлял

старый киевский юг, Стефан — новый финско-русский север, а Сергий, сын

ростовского боярина-переселенца, великорусскую средину. Они приложили к

делу могущественные духовные силы. Это были образованнейшие русские люди

своего века; о них древние жизнеописатели замечают, что один «всю грамоту

добре умея», другой «всяко писание ветхаго и новаго завета пройде», третий

даже «книги греческия извыче добре». Потому и удалось московским князьям

так успешно собрать в своих руках материальные, политические силы русского

народа, что им дружно содействовали добровольно соединявшиеся духовные его

силы».

Но в общем деле каждый из трех деятелей делал свою особую часть. Они

не составляли общего плана действий, не распределяли между собой призваний

и подвигов и не могли этого сделать, потому что были люди разных поколений.

Они хотели работать над самими собой, делать дело собственного душевного

спасения. Деятельность каждого текла своим особым руслом, но текла в одну

сторону с двумя другими, направляемая таинственными историческими силами,

в видимой работе которых верующий ум прозревает миродержавную десницу

провидения. Личный долг каждого своим путем вел всех троих к одной общей

цели. Происходя их родовитого боярства, искони привыкшего делать с князьями

труды обороны и управления страны, митрополит Алексий шел боевым

политическим путем, был преемственно главным советником трех великих князей

московских, руководил их боярской думой, ездил в орду ублажать ханов,

отмаливал их от злых замыслов против Руси, воинствовал с недругами Москвы

всеми средствами своего сана, карал церковным отлучением русских князей,

непослушных московскому государю, поддерживая его первенство, с неослабной

энергией отстаивая значение Москвы, как единственного церковного средоточия

всей политически разбитой Русской земли. Уроженец г. Устюга, в краю

которого новгородская и ростовская колонизация, сливаясь и вовлекая в свой

поток туземную чудь, создавала из нее новую Русь, святой Стефан пошел с

христианской проповедью в Пермскую землю продолжать это дело просвещения

заволжских иноверцев. Так церковная иерархия благословила две народные

цели, достижение которых послужило основанием самостоятельного

политического существования русского народа: это — сосредоточение

государственной власти в московском княжестве и приобщение

восточноевропейских и азиатских иноверцев к русской церкви и народности

посредством христианской проповеди.

Учреждение патриархии в Москве.

В 80-е гг. XVI в. сложная внутриполитическая обстановка

заставила правительство царя Федора Ивановича (1584-1598гг.) искать в

церковных верхах более активной поддержки. Вместе с тем фактический глава

этого правительства боярин Борис Годунов понимал, что для снятия

социального напряжения нужны эффектные, радостные события, которые могут

отвлечь народ от смут и мятежей. Таким событием должно было стать

учреждение на Руси патриаршества. Осуществление этой давней мечты

российского духовенства позволило бы наглядно подтвердить разработанную еще

в начале XVI в. религиозно-политическую теорию «Москва-Третий Рим»,

согласно которой Россия призвана сыграть особую историческую роль как

единственная хранительница «истинного христианства».

Используя все возможные средства, московские правители заставили

Иеремию, патриарха Константинопольского, в январе 1589 г. поставить

митрополита Московского Иова в сан патриарха. Вслед за этим несколько

епископов стали архиепископами, а четыре архиепископа – Новгородский,

Ростовский, Казанский и Крутицкий – были возведены в достоинство

митрополитов.

Столь высокое положение главы русской церкви давало патриарху

возможность попытаться вновь занять независимую позицию по отношению к

царской власти. И такие попытки предпринимались, как только складывались

благоприятные обстоятельства, а на патриаршем престоле оказывался

энергичный и властный человек. Фактически правителем России был патриарх

Филарет (1619-1633гг.), отец царя Михаила Романова (1613-1645гг.).

Впоследствии ту же роль пытался сыграть патриарх Никон (1652-1658гг.),

однако после долгой тяжбы он был низложен и сослан в отдаленный Ферапонтов

монастырь. Стремясь уменьшить экономическое могущество отдельных иерархов,

правительство царя Алексея Михайловича (1645-1676гг.), и его ближайших

преемников добивались увеличения числа епархий и соответственно сокращения

их размеров. Если в середине XVII в.в составе Русской Православной церкви

насчитывалось 13 епархий, то к концу столетия – уже 23.

Европейское влияние на раскол в русской православной церкви.

В переломные моменты Российской истории принято искать корни

происходящего в ее далеком прошлом. Действительно, тысячелетняя история

России таит немало загадок. Но среди множества проблем есть главная,

являющаяся одинаково актуальной, как несколько веков назад, так и теперь,

на пороге XXI века. И эта главная проблема российской истории - выбор

пути развития. Как отвечали историки XIX века, специфика нашей страны - ее

расположение на границе Европы и Азии. Со времен первых нормандских

князей, призванных на Русь, и до наших дней идет борьба между европейским

и восточным влиянием, борьба, которая, на мой взгляд, в конечном счете, и

определяет исторический петь нашей страны.

Традиционно в народном сознании, как и в исторической науке,

считается, что решающий шаг в сторону европейского пути был сделан при

Петре I в начале XVIII века. Это истина, вряд ли нуждающаяся в

подтверждении. Но при этом сам процесс выбора пути обычно связывается с

личностью, инициативой, силой воли царя, первого императора России Петра

I. Роль великой личности в истории неоспорима, но этот факт мало, что дает

нам в осмыслении исторического пути нашей страны, ее перспектив. Для нас

важно знать, как складывались предпосылки поворота истории страны, какие

факторы (наряду с сильными личностями) влияли на этот процесс.

Первые шаги навстречу европейским традициям были сделаны при его отче

царе Алексее Михайловиче. И эти шаги еще мало что значили. Да и главное

событие истории России середины XVII века - церковный раскол - выглядит

бесконечно далеким от этих шагов. Традиционно в книгах по истории, в

учебниках раскол рассматривается либо как внутрицерковное явление, либо, в

крайнем случае, как отражение кризисного состояния общественного сознания

(которое, безусловно, было в первую очередь религиозным).

На этом фоне большой интерес представляет концепция величайшего

историка России XIX века Ключевского, который рассматривал раскол как

отражение глубокой борьбы в российском обществе в связи с началом

европейского влияния и стремлением церкви это влияние не допустить. Именно

в этом контексте рассматривается проблема европейского влияния и

церковного раскола.

Начало западного влияния.

Источник этого влияния - недовольство своей жизнью, своим положением,

а это недовольство происходило из затруднения, в котором оказалось

московское правительство новой династии и которое отозвалось с большей

или меньшей тягостью во всем обществе, во всех его классах. Затруднение

состояло в невозможности справиться с насущными потребностями

государства при наличных домашних средствах, какие давал существующий

порядок, т. е. в сознании необходимости новой перестройки этого порядка,

которая дала бы не достававшие государству средства. Такое затруднение не

было новостью, не испытанной в прежнее время; необходимость такой

перестройки теперь не впервые почувствовалась в московском обществе. Но

прежде она не приводила к тому, что случилось теперь. С половины XV в.

московское правительство, объединяя Великороссию, все живее чувствовала

невозможность справиться с новыми задачами, поставленными этим

объединением, при помощи старых удельных средств. Тогда оно и принялось

строить новый государственный порядок, понемногу разваливая удельный. Оно

строило этот порядок без чужой помощи, по своему разумению, из

материалов, которые давала народная жизнь, руководствуясь опытом и

указаниями своего прошлого. Оно еще верило по-прежнему в неиспользованные

заветы родной страны, способные стать прочными основами нового порядка.

Поэтому эта перестройка только укрепляла авторитет родной старины,

поддерживала в строителях сознание своих народных сил, питала национальную

самоуверенность. В XVI в. в русском обществе сложился даже взгляд на

объединительницу Русской земли Москву, как на центр и оплот всего

православного Востока. Теперь было совсем не то: прорывавшаяся во всем

несостоятельность существующего порядка и неудача попыток его исправления

привели к мысли о недоброкачественности самых оснований этого порядка,

заставляли многих думать, что истощился запас творческих сил народа и

доморощенного разумения, что старина не даст пригодных уроков для

настоящего и потому у нее нечего больше учиться, за нее не для чего больше

держаться. Тогда и начался глубокий перелом в умах: в московской

правительственной среде и в обществе появляются люди, которых гнетет

сомнение, завещала ли старина всю полноту средств, достаточных для

дальнейшего благополучного существования; они теряют прежнее национальное

самодовольство и начинают оглядываться по сторонам, искать указаний и

уроков у чужих людей, на Западе, все больше убеждаясь в его превосходстве

и в своей собственной отсталости. Так, на место падающей веры в родную

старину и в силы народа приходит уныние, недоверие к своим силам,

которое широко растворяет двери иноземному влиянию.

Трудно сказать, отчего произошла эта разница в ходе явлений между XVI и

XVII вв. Вероятнее всего, разница произошла оттого, что изменилось

отношение к западноевропейскому миру. Тогда в XVI и XVII вв. на

развалинах феодального порядка создались большие централизованные

государства; одновременно с этим и народный труд вышел из тесной сферы

феодального поземельного хозяйства, в которую он был насильно заключен

прежде. Благодаря географическим открытиям и техническим изобретениям

ему открылся широкий простор для деятельности, и он начал усиленно

работать на новых поприщах и новым капиталом, городским и торгово-

промышленным, который вступил в успешное состязание с капиталом

феодальным, землевладельческим. Оба этих факта, политическая централизация

и городской, буржуазный индустриализм, вели за собой значительные успехи,

с одной стороны, в развитии техники административной, финансовой и

военной, в устройстве постоянных армий, в новой организации налогов, в

развитии теорий народного и государственного хозяйства, а с другой - успехи

в развитии техники экономической, в создании торговых флотов, в развитии

фабричной промышленности, в устройстве торгового сбыта и кредита. Россия

не участвовала во всех этих успехах, тратя свои силы и средства на внешнюю

оборону и на кормление двора, правительства, привилегированных классов с

духовенством включительно, ничего не делавших и неспособных что-либо

сделать для экономического и духовного развития народа. Поэтому в XVII в.

она оказалась более отсталой от Запада, чем была в начале XVI в. Итак,

западное влияние вышло из чувства национального бессилия, а источником

этого бессилия была все очевиднее вскрывавшаяся в войнах, в

дипломатических отношениях, в торговом обмене скудность собственных

материальных и духовных средств перед западноевропейскими, что вело к

сознанию своей отсталости.

Западное влияние, насколько оно воспринималось и проводилось

правительством, развивалось довольно последовательно, постепенно расширяя

поле своего действия. Эта последовательность исходила из желания, скорее

из необходимости для правительства согласовать нужды государства,

толкавшие в сторону влияния, с народной психологией и собственной

косностью, от него отталкивавшими. Правительство стало обращаться к

иноземцам за содействием, прежде всего для удовлетворения наиболее

насущных материальных своих потребностей, касавшихся обороны страны,

военного дела, в чем особенно сильно чувствовалась отсталость. Оно брало из-

за границы военные, а потом и другие технические усовершенствования

нехотя, не заглядывая далеко вперед, в возможные последствия своих

начинаний и не допытываясь, какими усилиями западноевропейский ум достиг

таких технических успехов и какой взгляд на мироздание и на задачи бытия

направлял эти усилия. Понадобились пушки, ружья, машины, корабли,

мастерства. В Москве решили, что все эти предметы безопасны для душевного

спасения, и даже обучение всем этим хитростям было признано делом

безвредным и безразличным в нравственном отношении: ведь и церковный

устав допускает в случае нужды отступление от канонических описаний в

подробностях ежедневного обихода. Зато в заветной области чувств, понятий,

верований, где господствуют высшие, руководящие интересы жизни, решено

было не уступать иноземному влиянию ни одной пяди.

Потребность в новой науке, встретилась в московском обществе

с укоренившейся здесь веками неодолимой антипатией и подозрительностью

ко всему, что шло с католического и протестантского Запада. Едва московское

общество отведало плодов этой науки, как им уже начинает владеть тяжелое

раздумье, безопасна ли она, не повредит ли чистоте веры и нравов. Это

раздумье - второй момент в настроении русских умов XVII в., наступивший

вслед за недовольством своим положением. Он также сопровождался чрезвычайно

важными последствиями.

Церковный раскол.

Русским церковным расколом называется отделение значительной части

русского общества от господствующей русской православной церкви. Это

разделение началось в царствование Алексея Михайловича вследствие

церковных новшеств патриарха Никона. Раскольники считали себя такими же

православными христианами, какими считали себя и церковники. Старообрядцы,

в общем, не расходились с церковниками ни в одном догмате веры, ни в одном

основании вероучения; но они откололись от господствующей церкви, перестали

признавать авторитет церковного правительства во имя "старой веры", будто

бы покинутой этим правительством; поэтому их считали не еретиками, а только

раскольниками. Раскольники называли церковников никонианами, а себя

старообрядцами или староверами, держащимися древнего дониконовского

обряда и благочестия. Если старообрядцы не расходятся с церковниками в

догматах, в основах вероучения, то, спрашивается, отчего же произошло

церковное разделение, отчего значительная часть русского церковного

общества оказалась за оградой русской господствующей церкви.

До патриарха Никона, русское церковное общество было единым и с

единым высшим пастырем; но в нем в разное время и из разных источников

возникли и утвердились некоторые местные церковные мнения, обычаи и

обряды, отличные от принятых в церкви греческой, от которой Русь приняла

христианство. Это были двуперстное крестное знамение, образ написания имени

Иисус, служение литургии на семи, а не на пяти просфорах, хождение

посолонь, т. е. по солнцу (от левой руки к правой, обратившись к

алтарю), в некоторых священнодействиях, например, при крещении вокруг

купели или при венчании вокруг аналоя, особое чтение некоторых мест

символа веры ("царствию его несть конца", "и в духа святого, истинного и

животворящего ") двоение возгласа аллилуия.0. Некоторые из этих обрядов и

особенностей были признаны русской церковной иерархией на церковном соборе

1551 г. и таким образом получили законодательное утверждение со стороны

высшей церковной власти. Со второй половины XVI в., когда в Москве

началось книгопечатание, эти обряды и разночтения стали проникать из

рукописных богослужебных книг в печатные их издания и через них

распространились по всей России. Таким образом, печатный станок придал

новую цену этим местным обрядам и текстуальностям и расширил их

употребление. Некоторые из таких разновидностей внесли в свои издания

справщики церковных книг, напечатанных при патриархе Иосифе в 1642-1652

гг. Так как вообще текст русских богослужебных книг был неисправен, то

преемник Иосифа патриарх Никон с самого начала своего управления русской

церковью ревностно принялся за устранение этих неисправностей. В 1654

г. он провел на церковном соборе постановление о переиздании церковных

книг, исправив их по верным текстам, по славянским пергаментным и

древним греческим книгам. С православного Востока и из разных концов России

в Москву навезли горы древних рукописных книг греческих и церковно-

славянских; исправленные по ним новые издания были разосланы по русским

церквям с приказанием отобрать и истребить неисправные книги,

старопечатные и старописьменные. Ужаснулись православные русские люди,

заглянув в эти ново исправленные книги и не найдя в них ни двуперстия, ни

Иисуса, ни других освященных временем обрядов и начертаний: они усмотрели в

этих новых изданиях новую веру, по которой не спасались древние святые

отцы, и прокляли эти книги, как еретические, продолжая совершать служение

и молиться по старым книгам. Московский церковный собор 1666-1667 гг.,

на котором присутствовали два восточных патриарха, положил на непокорных

клятву (анафему) за противление церковной власти и отлучил их от

православной церкви, а отлученные перестали признавать отлучившую их

иерархию своей церковной властью. С тех пор и раскололось русское

церковное общество.

По объяснению старообрядцев, церковный раскол произошел от того, что

Никон, исправляя богослужебные книги, самовольно отменил двуперстие и

другие церковные обряды, составляющие святоотеческое древне православное

предание, без которого невозможно спастись, и, когда верные древнему

благочестию люди встали за это предание, русская иерархия отлучила их

от своей церкви. Но в таком объяснении не все ясно. А каким образом

двуперстие или хождение посолонь сделалось для старообрядцев

святоотеческим преданием, без которого невозможно спастись? Каким образом

простой церковный обычай, богослужебный обряд или текст мог приобрести

такую важность, стать неприкосновенной святыней, догматом? Православные

дают более глубокое описание. Раскол произошел от невежества раскольников,

от узкого понимания ими христианской религии, от того, что они не умели

отличить в ней существенное от внешнего, содержание от обряда. Но и этот

ответ не разрешает всего вопроса. Положим, известные обряды, освященные

преданием, местной стариной, могли получить неподобающее им значение

догматов; но ведь и авторитет церковной иерархии освящен стариной, и

притом не местной, а вселенской, и его признание необходимо для спасения:

святые отцы не спасались без него, как без двуперстия. Каким образом

старообрядцы решили пожертвовать одним церковным постановлением для

Страницы: 1, 2, 3, 4