Актуальные вопросы истории ВОВ

Актуальные вопросы истории ВОВ

Введение. Память

Война - существительное множественного числа: нет семьи, которой

бы не коснулось ее дыхание. Потому-то Великая Отечественная война еще

долго будет восприниматься не просто как часть исторической хронологии

или строчка энциклопедии. Такой уж была война, что, кажется, дымы ее все

еще стелются над землею.

Вторжение, которому более полувека, произошло не только внутрь

страны, когда не успевали закрашивать карту черным. Оно проникло в наши

души, оставив в них неизгладимый след. Вторжение все еще длится во

времени. Так закончилась ли впрямь та война, одержана ли в ней победа и

скоро ли начнется настоящее «послевоенное время», если вместо желанного

покоя, благополучия народы наши оказались вымотаны духовно, разорены

экономически? Те, кто вторгся в наши пределы в 1941 году, потерпев затем

сокрушительное поражение, нашли в себе силы затем подняться после

разгрома, извлечь уроки из истории, отказаться от фашистского

тоталитаризма, переосмыслить идею реваншизма, как гибельную для немецкой

нации , и, наконец создать богатое, открытое для мира демократическое

общество.

В честь великой победы строятся триумфальные арки, гремят парады,

звенят фанфары, но эта победа должна дать нам и урок: ненависть не может

долго оставаться в человеке. И на пороге третьего тысячелетия необходимо

задуматься, что история развивается по спирали, отзвук многих

сегодняшних наших проблем - в военных сороковых. Поэтому для нас

остается важным правдивое освещение всех вопросов Великой

Отечественной войны, зная, что в Сталинскую и Брежневскую эпохи история

Великой Отечественной войны фальсифицировалась в угоду этим правителям.

Глава I Исследования Великой Отечественной войны. Обзор

1418 дней длилась война - война, потребовавшая чрезвычайного напряжения

сил. Бесспорным является главный вклад СССР в разгром фашизма, бесспорно

историческое значение победы. Она определила дальнейшее развитие всего

человечества. Эти истины приняты ныне мировой научной литературой.

Другое дело - непомерно высокая цена этой победы и связанные с ней

теневые стороны военной истории. До последних лет простое упоминание о

них относили к разряду фальсификаций. Однако видеть в войне лишь ее

героическую сторону и закрывать глаза на остальное было бы тоже

фальсификацией. История второй мировой и Великой Отечественной войн

стала ныне полем небывало острой борьбы мнений авторов научных,

мемуарных, публицистических и художественных произведений различных

направлений. Можно видеть противоборство привычных представлений о войне

с новыми, более достоверными знаниями о прошлом.

Война не может быть оценена однозначно. Великая победа -результат

не только разгрома жестоких захватчиков, но и одновременно преодоления

пагубного воздействия ничем не оправданных массовых репрессий, просчетов

в хозяйственном и оборонном строительстве, принудительного труда

миллионов, ошибочной оценки противника и его намерений, за всем этим

стояло некомпетентное руководство со стороны Сталина и многих его

ставленников. Все это потребовало от народа невероятных усилий,

неизмеримо умножило его страдания и жертвы во время войны. Сегодня наше

общество не удовлетворено односторонним, упрощенным освещением событий

Великой Отечественной войны. В последние годы происходит переосмысление

войны.

История не служанка политики, хотя придворные историки были всегда

и всегда придавали событиям иной облик, чем на самом деле. Эта процедура

совершается разными способами. И не впервые в истории России. Например,

150 лет назад Николай I воздействовал на труд историка Михайловского-

Данилевского об Отечественной войне 1812 года «ценными указаниями» и

личным участием в редактировании отдельных глав. Николай I наложил

весьма «современную» по духу резолюцию: не следует помещать в труд о

войне «все, что могло бы подать повод к пересудам иностранцев». Автор

ретиво выполнил директиву и договорился до того, что «ни в одном

сражении не мог Наполеон сдвинуть с места нашей славной армии» и что

якобы только «Александру I принадлежала слава сего блистательного

похода». Описательство и бахвальство заменяли критический анализ событий

1812 года, что сыграло свою роль в поражении русской армии в Крымской

войне. Лишь после этой войны стало ясно, что нельзя так бесцеремонно

извращать историю.

Нечто похожее случилось и с исследованием Великой Отечественной

войны 1941-1945 годов. Уже шестой десяток лет пошел с тех пор, как

отгремел Парад Победы, а правдивой истории Великой Отечественной войны в

целом как не было, так и нет до сих пор. Если в первое десятилетие после

войны мощным тормозом в ее исследовании был культ личности Сталина, то

в последующие годы анализу многих событий мешали рецидивы культа,

неотмененные запреты на использование источников и документов. Конечно,

положение в исторической науке стало меняться после XX съезда КПСС. Была

предпринята разработка капитального шеститомного труда «История Великой

Отечественной войны Советского Союза 1941-1945». Авторы использовали

многочисленные труды Генштаба: четырехтомные издания «Операции Великой

Отечественной войны» и «Военное искусство в Великой Отечественной

войне», а также "Стратегический очерк Великой Отечественной войны".

Но никто из коллектива редакции шеститомника, возглавлявшейся

П.Н.Поспеловым, не обратился за помощью к маршалам Г.К.Жукову и

А.М.Василевскому.

Особенно трусливо вели себя редакторы некоторых томов, когда

требовалось упомянуть имя Жукова. Они боялись нелепо наклеенного на него

ярлыка «бонапартист». Так, в первом томе Г.К.Жуков в качестве советского

начальника Генерального штаба не упомянут ни разу, зато немецкий

начальник Генштаба Ф.Гальдер фигурирует 12 раз. Более чем сдержанное

отношение к Жукову наблюдается и в других томах. Зато в третьем томе

член Военного совета Н.С.Хрущев упоминался 41 раз! Отмечая конъюнктурные

«переборы» и упущения в шеститомнике, следует сказать, что этот труд все

же явился шагом вперед в исторических исследованиях о войне. Он оказал

благотворное влияние на историческую науку. Особенно сильный удар был

нанесен по тем концепциям, в которых все успехи советского народа

приписывались «мудрому руководству» Сталина и в которых он превозносился

как «величайший полководец всех времен и народов».

12-томная «История второй мировой войны 1939-1945гг.» - это шаг

назад в исторической науке. Если БАМ называют «самым длинным памятником

эпохи застоя», то это самый многотомный памятник той же эпохи. Брежневу,

а особенно Суслову его подпевалам, хотелось как можно быстрее

реанимировать Сталина, не привлекая к этому «таинству» внимания широкой

общественности. Считалось, что лучшим способом реанимации является

издание под новым наименованием капитального труда о войне, в котором и

надо произвести необходимые «хирургические операции» с научными

концепциями.

Еще осенью 1965 года в «Правде» выступил со статьей

С.П.Трапезников, затем - еще три историка из той же, к сожалению,

неисчезающей когорты «чего изволите?». Они объявили, что никакого

культа личности Сталина не было, что это понятие научно несостоятельное

и отдает «субъективизмом».

Наследники Сталина не были бы его верными учениками, если бы не

действовали бы с помощью страха. Историкам памятен разгром книги

А.Некрича «22 июня 1941». Исследованию причин наших поражений был

положен конец. Услужливые горе-историки извратили историю войны и

особенно предвоенной политики Сталина.

Глава II

Предвоенная обстановка.

Напомним, что с конца 20-х годов, прилагая нечеловеческие усилия,

советские народы осуществляли гигантское оборонное строительство. Чуть

ли не вся деятельность правительства, экономика страны были подчинены

этой цели. Сюда были брошены лучшие научные и технические кадры,

огромные средства. В середине 30-х годов РККА фактически не уступала ни

одной армии мира. Как считает военный историк Й. Хоффманн (ФРГ),

«Красная Армия в 1935 - 1936 годы во всех отношениях представляла собой

современные вооруженные силы». Автор имеет в виду вооружение, обучение,

командный состав и знание вероятного противника. Напомним также, сколь

безошибочно определял маршал Тухачевский главное - антисоветское -

направление возможной агрессии, подготовку Германией «могучей армии

вторжения», основу которой составят «воздушные и быстроподвижные силы»,

сколь точно угадывал он намерение путем «внезапных, молниеносных ударов»

перенести военные действия на территорию противника.

Однако произошло нечто совершенно иррациональное и чудовищное.

Перед самым нападением фашистской Германии на СССР было необоснованно

репрессировано около 40 тысяч командиров Красной Армии, причем

преимущественно тех, кто разделял передовые военно-стратегические

взгляды. «Если бы не разгром военных кадров,- утверждал впоследствии

генерал Горбатов,- мы немца не то что до Волги, до Днепра бы не

допустили»[1]. «Без тридцать седьмого года,- по мнению маршала

Василевского,- возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом

году»[2].

Мировая история не знает случаев, чтобы в условиях назревавшей

войны с таким необычайным неистовством и размахом уничтожались военные

кадры в собственной стране. Около 1800 генералов подверглись репрессиям.

Среди безвинно погибших были крупнейшие военачальники: Тухачевский,

Блюхер, Егоров, Якир, Уборевич, Корк, Ковтюх, Федько, Уншлихт, Дыбенко,

Эйдеман, Гамарник и многие другие. Таких потерь командного состава в

столь короткий срок наша армия не имела даже в период войны. В

результате к началу войны только 7% командиров наших Вооруженных Сил

имели высшее образование, а 37% не прошли полного курса обучения даже в

средних военных заведениях.

На высвободившиеся должности хлынул поток тех, чья пригодность к

военному делу определялась нередко лишь «партийной зрелостью» и

«политической бдительностью». Например, начальниками морских сил

побывали не имевший образования П.А.Смирнов, а затем и «чекист»

М.П.Фриновский.

Репрессии причинили огромный вред советской военной науке, которая

в предвоенные годы интенсивно развивалась. Были арестованы многие

ведущие конструкторы военной техники: Туполев, Королев, Клейменов,

Лангемак, Глушко, Гороховский, Поликарпов, Архангельский, Сухой и др.

Уже неоднократно отмечалось, что потеря лучших кадров отбросила

армию на многие годы назад. Именно на это Гитлер и его советники делали

ставку. По данным его адъютанта Н. фон Белова, накануне «Барбароссы»

фюрер говорил о Красной Армии как о «войске без руководителей»[3].

Обезглавливание армии оказало пагубное влияние на ее моральное состояние

в целом, неизбежно усиливая атмосферу недоверия, порождая среди

командиров привычку чутко улавливать настроения начальства, предпочитать

лакировку, безгласность. Упала дисциплина, наметился определенный отрыв

командного состава от рядовых красноармейцев. Этому способствовали, в

частности, включение в воинские уставы весьма жестоких положений,

согласно которым командир должен был применять для восстановления

порядка силу и оружие, а в годы войны - официальное учреждение института

ординарцев, введение других офицерских привилегий.

Военными историками еще фактически не изучено, в какой степени

повлияли на вооруженные силы бюрократизация, дегуманизация,

деинтеллектуализация общества, свойственные той эпохе; был ли у Сталина

и его советников вообще какой-либо научно обоснованный конструктивный

план военного строительства, развития вооруженных сил, армейских и

флотских партийных организаций. Чем объяснить, например, известную

чехарду с отменой и введением института комиссаров перед войной и в

начале ее? Не ясно, что из военно-теоретического наследия

репрессированных полководцев было воспринято Сталиным и его окружением,

были ли последние вообще вооружены тем, что называется военной

доктриной. На какой почве возникли лозунги «перенести военные действия

на территорию врага», «ответить тройным ударом на удар поджигателей

войны», ставка на революционный взрыв в тылу агрессора, расчет на легкую

победу малой кровью? Ведь эти лозунги не были обеспечены в боевом

отношении ни количественно, ни качественно. Было ли это заблуждение или

блеф, предстоит еще изучить. Сейчас же можно только с уверенностью

сказать, что производство многих видов вооружения, известных перед

войной, отставало или вообще не было организовано. Среди них - дальние

бомбардировщики, авиадесантная техника, ракетные системы, в том числе и

большой дальности.

Противоречия тогдашней военной теории, призванной обосновать

наступательный характер будущей войны, обусловили целый ряд перекосов в

развитии военной экономики, в распределении ее приоритетов. Имея к июню

1941 года около 23 тысяч танков (из них 1860 новых типов) и 35,5 тысячи

самолетов (в том числе 2700 новых типов), мы ускоренными темпами

создавали конницу. С 1934 по 1939 год количество кавалерийских

соединений возросло в 1,5 раза, а до конца 1941 года, когда уже было

ясно, что идет война моторов, была сформирована еще сотня кавалерийских

дивизий. Средств на это затратили больше, чем на строительство военно-

морского флота.

Крайне сомнительны трактовка Сталиным заключенного им пакта о

ненападении с Германией 23 августа 1939 года. В своем выступлении по

радио 3 июля 1941 года он полностью оправдал пакт, хотя Гитлер,

Риббентроп и оказались «извергами и людоедами». СССР, по его словам, не

мог отказаться от предложения о «мирном соглашении с соседней державой».

Пакт обеспечил «мир в течение полутора годов и возможность подготовки

сил для отпора»[4]. В этом был «выигрыш» СССР и проигрыш Германии. Но

Сталин умалчивает, какие выгоды получил Гитлер, какое отрицательное

влияние на ход войны оказали неспособность Сталина, его военных и

политческих советников разумно использовать полученную отсрочку, ради

которой они и заключали пакт.

В условиях иллюзий и страха советские историки не выполняли своих

элементарных обязанностей - не изучали само событие. Они бездумно

приняли оценку Верховного. Открывшиеся в последние годы неспособность

Сталина, его военных и политических советников разумно использовать

полученную отсрочку, ради которой они и заключали пакт.факты не

укладываются в старые расхожие схемы. Достаточно ли мотивированными были

отказ СССР от собственного единственно правильного принципа «мир

неделим» и поиск безопасности только для самого себя, а не для всех? Не

без оснований Ф.Ф.Раскольников обвинял Сталина в том, что тот выжидает и

качается как маятник между двумя «осями» (англо-французским и германо-

итальянским блоками), хотя «единственная возможность предотвращения

войны» заключалась в «скорейшем заключении военного и политического

союза с Англией, Францией(открытые), и с Германией (тайные)». Вторые

контакты не были главной причиной срыва договоренностей с западными

державами. Однако эти параллельные переговоры и не способствовали

взаимопониманию.

На самом ли деле другого выхода не было, кроме пакта с Германией?

В случае отказа СССР от пакта было ли неизбежно нападение на нашу страну

фашистских и даже всех капиталистических держав? Заметим вскользь, что

тезис о нападении на СССР единого блока буржуазных государств

заимствован из сталинского же «теоретического арсенала». Последователи

этого тезиса игнорируют крайнее обострение межимпериалистических

противоречий в тогдашнем мире. Был ли возможен в этих условиях новый

«крестовый поход» против СССР? Можно ли с порога отвергнуть и другую

альтернативу: продолжение переговоров с представителями Англии и Франции

без прекращения переговоров с Германией? Можно ли сбрасывать со счетов

то обстоятельство, что прекратила переговоры в Москве советская, а не

западная сторона?

В советско-германском сотрудничестве также существовали по меньшей

мере две альтернативы: «чистый» пакет о ненападении без каких-либо

дополнительных обязательств, выходящих за рамки нейтралитета, точнее

вооруженного нейтралитета; пакт о ненападении с тенденцией его

перерастания в военный союз, с разделом территории третьих держав на

«сферы влияния». Сталиным был выбран последний вариант. Пакт о

ненападении вылился в пакт о дружбе и границе. Тезис о «дружбе» был

выгоден только фашистам, он дискредитировал СССР в глазах его

сторонников. Тезис об общей советско-германской границе означал

признание Советским Союзом германской аннексии Польши.

Крупным недостатком нашей исторической литературы является то

обстоятельство, что решение Сталина заключить такой пакт с Германией,

как правило, рассматривается вне связи с внешнеполитической

деятельностью Сталина в целом. При этом остаются без ответа многие

вопросы. Вследствие чего СССР оказался летом 1939 года в изоляции,

которая толкнула его на заключение пакта о ненападении с гитлеровской

Германией? Какую роль в решении Сталина сыграли застарелое непонимание

им специфики фашистской формы империализма, его англофобия, страх перед

германской мощью? Такие непонимание и страх были свойственны тогда

политикам и за пределами СССР. Остаются спорными и другие вопросы, кто к

кому пришел - Сталин к Гитлеру или наоборот.

Критикуя грубые просчеты Сталина, его политических и военных

советников, мы ни на минуту не должны забывать о действительной угрозе

фашизма с его неограниченными экспансионистскими целями,

«умиротворителей», их общее уродливое детище - Мюнхенское соглашение

1938 года, которое прямо вело Сталина и Молотова к внешнеполитической

переориентации, по крайней мере, принятию какого-то нового кардинального

решения. Нельзя согласиться с утверждением: пакт 23 августа открыл

зеленый свет войне Гитлера, сделал возможной или ускорил войну.

В мировой литературе убедительно показано, что нападение на Польшу

не позднее 1 сентября было назначено Гитлером задолго до пакта и

независимо от него. СССР не имел отношения к локальным войнам,

предшествовавшим и подготовившим вторую мировую войну. Конечно, пакт не

способствовал укреплению позиций Англии и Франции в их конфронтации с

Германией. Но он ничуть не обострил западноевропейских противоречий,

породивших войну.

Так же, как неправомерно выводить из пакта 23 августа вторую

мировую войну, было бы ошибочно утверждать, что этот договор напрямую

обусловил поражения Красной Армии летом 1941 года, вызванные фашистской

агрессией и просчетами Сталина и его приближенных в оценке намерений

противника. И то, и другое не зависело от пакта.

Оправдывая свои просчеты в оценке намерений противника накануне

агрессии, Сталин попытался создать концепцию так называемых

«агрессивных» и «миролюбивых» наций. Это само по себе уже неверно:

«агрессивными» могут быть партия, государство, класс, но не нация в

целом.

Сталин выдвинул неубедительную версию поражений Красной Армии 1941-

1942 годов. Тем не менее его доводами зачастую до сих пор обходятся иные

историки. Среди этих аргументов - подчеркивание вероломства фашистов,

как будто от них можно было ждать честного выполнения советско-

германского пакта о ненападении; тезис о внезапности без выяснения ее

причин; утверждения о военно-техническом превосходстве Восточного фронта

фашистского вермахта над Красной Армией по состоянию на 22 июня 1941

года, об использовании Германией в момент нападения всего военно-

экономического потенциала зависимых стран; тезисы о неожиданно быстром

поражении Франции и отсутствии второго фронта; попытка найти «козлов

отпущения» среди подчиненных - постоянное стремление Сталина переложить

собственную вину на исполнителей: в начале войны - на командование

Западным фронтом, впоследствии - на недисциплинированность бойцов и

командиров, на «интеллигентиков».

Глава III Начало

В начале войны Красная Армия, потерпев поражение, вынуждена была

отступать в глубь страны, неся тяжелые потери. Сталин объяснял это

фактором внезапности нападения Германии. В каком смысле можно считать

нападение внезапным? С сентября 1940 г. стали поступать (из Англии,

Швеции, Японии и других стран) данные о планах Гитлера и подготовке

Германии к войне против СССР. Разведуправление Генерального штаба РККА

своевременно вскрыло политические планы и стратегические замыслы

гитлеровской Германии и доложило о них военно-политическому руководству

СССР. О реакции руководства страны на данные военной разведки

свидетельствует заявление ТАСС от 14 июня 1941 г., в котором говорилось:

«Слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и

провокационными...». Даже самые последние предвоенные дни реакция

правительства на донесения военной разведки была негативной. На

донесение военного атташе во Франции от 21 июня 1941 г., что нападения

следует ожидать 22 июня, имеется резолюция Сталина: «Эта информация

является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации,

и накажите его», Столь же категоричной была и резолюция Берии на

документе, датированная 21 июня 1941 г.: «Секретных сотрудников

"Ястреба", "Кармен", "Верного" за систематическую дезинформацию стереть

в лагерную пыль... Остальных строго предупредить».

«Внезапность» нападения Германии повергла в шок советское

руководство. В первые дни войны Сталин находился, по оценке адмирала

И.С. Исакова, в состоянии, близком к прострации. Гибли целые армии, а он

уединился на даче в Кунцево. А.И.Микоян рассказывал, что 22 июня Сталин

наотрез отказался выступить по радио с обращением к стране, ибо «не

Страницы: 1, 2