КУЗНЕЦОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ
(С-ПЕТЕРБУРГ, 5.09.1874 — МОСКВА, 2.01.1954)После окончания реального
училище в Петербурге в 1891 г. поступил в ИГИ. Выпущен в 1896 г. со званием
гражданского инженера. В 1897-1898 гг. завершил образование в Берлинском
Политехникуме, прослушав курсы лекций местных ученых в области строительной
механики: Мюллера-Бреслау, Брандта, Дитриха и др. Затем совершил
ознакомительную поездку по Италии, где смог в натуре увидеть вдохновенные
конструкции великого Гварино Гварини. По возвращении в Москву работал
помощником в мастерских крупнейших мастеров московского модерна Л.Н. Кекушева и
Ф.О. Шехтеля в 1899 г.). В частности, помогал Шехтелю на строительстве
доходного дома Строгановского училища (1904-1906 гг.) С 1900 г. начал
самостоятельную архитектурную практику.
Самое значительное место в творчестве К. принимают промышленные сооружения.
Однако в первые годы своей деятельности он выстроил и отделал несколько
уникальных особняков для богатой купеческой семьи Морозовых. Дома Евсения
Ивановича Морозова и его сыновей Петра и Сергея в Глуховском парке (рядом с
принадлежавшей им Богородско-Глуховской мануфактурой) и ансамбль построек
усадьбы Николая Давидовича Морозова недалеко от подмосковного Крюкова
составляют уникальную в стилистическом отношении группу построек московского
модерна, восходящую к эстетике английских коттеджей. Особенно четко эта
ориентация проявлена в глуховских домах объемно-пространственная композиция
которых продиктована внутренней структурой, облик почти лишен декоративных
элементов. Впрочем, их выразительные высокие вальмовые кровли обнаруживают и
еще одну возможную стилистическую параллель —
американские коттеджи и бунгало рубежа веков, приковывавшие в то время
внимание европейцев. Однако и облик и построение также в своей основе
восходили к английским загородным домам.
Европейская ориентированность К. была словлена не только соответствующими
традициями в московской архитектурной среде, но и личными качествами —
любознательностью, желанием всегда быть в курсе новых достижений архитектуры
и строительной техники. Зодчий старался ежегодно ездить в Германию и другие
страны, где знакомился с новинками воочию.
Внешняя и внутренняя отделка глуховских построек основывалась на контрасте
темного дерева (кронштейны кровли, оконные рамы, двери, подоконные филенки и
т.д.) и белых оштукатуренных поверхностей. Элегантная простота сочеталась в
них с рациональностью внутреннего убранства, заданного заказчиками (например,
в центре дома А.И. Морозова располагалась старообрядческая моленная), и
тонкой прорисовкой немногочисленных декоративных элементов. Новаторский
характер их архитектуры подтверждает и то, что в отделке фасадов дома П.А. и
С.А. Морозовых К. применил накладные деревянные резные подоконные филенки,
рельефный геометрический орнамент которых впервые в московском зодчестве
продемонстрировал мотивы зарождавшегося Ар Деко.
Среди обозначенных зданий
самой роскошной и архитектурно проработанной была композиция усадебного дома
Н.Д. Морозова в Льялове, которую можно связать не только с английскими и
американскими коттеджами, но и с немецкими или голландскими виллами конца XIX
в., опосредованно использовавшими приемы своего романо-готического
архитектурного наследия. (Заметим, что английские готические мотивы были
положены К. и в основу решения здания Московского Политехнического общества —
первого московского произведения К.)
Составленный из множества объемов, эркеров, башенок, балконов, террас,
лестниц и переходов, этот дом был безусловным стилистическим уникумом
московской архитектуры начала XX в.
Все эти работы зодчего не прошли мимо внимания архитектурной общественности и
были достаточно полно опубликованы в профессиональной периодике.
Однако подлинным шедевром
архитектуры московского модерна стало здание Новоткацкой фабрики в Глухове,
которая начала строиться по проекту К. в 1906 г. Впервые в практике русского
промышленного строительства было возведено одноэтажное здание с многочисленными
коническими фонарями верхнего света (а не многоэтажное с боковым светом),
создававшими в помещении ровную естественную освещенность. Изобретенная К.
безбалочная железобетонная конструкция потолков была настолько хорошо
продумана, что первый ее ремонт потребовался лишь через 60 лет. (Вместе с К.
техническую сторону строительства обеспечивал А.Ф. Лолейт). Входы, отделка
вестибюля полихромными изразцами, изображавшими цветок хлопка, выразительные
башенки и выступы на кровле демонстрировали скругленные формы и линеарную
эстетику стиля модерн, хотя формальная простота целого и его частей, лаконизм в
решении интерьеров позволяют увидеть в Новоткацкой фабрике предтечу московского
конструктивизма. Все эти качества постройки, в совокупности с продуманным
новаторским функциональным зонированием и улучшением условий труда рабочих,
делают здание одним из лучших произведений русской архитектуры своего времени.
Несомненным украшением города Богородска (Ногинска) стало и здание Женской
гимназии, возведенное К. одновременно с Новоткацкой фабрикой. Эта нарядная,
очень красивая постройка в проработке деталей была близка графике «Мира
искусства», а в объемно-пространственном и ритмическом строе несла явные
реминисценции зарождавшегося Ар Деко, наследника европейского Ар Нуво. В
разработке проекта был учтен опыт обустройства городских училищ Австрии,
Швейцарии, Германии и Франции. Плавные линии изогнутых аттиков ризалитов,
симпатичные вентиляционные башни с шатрами «колокольчиком», арочные витражи
окон и главного входа, красивые изгибы оконных рам, овальные «глазки» люкарн
на кровле — всё это было сплавлено К. в целостную композицию, выдержанную в
стилевом отношении, сформировавшую небольшую городскую площадь.
Будучи теоретиком и пропагандистом железобетона К. широко и изобретательно
принял его в своих постройках. Значение его изобретательности в этой сфере
для России, совершенно аналогично роли новаторских работ знаменитого
архитектора Опоста Перре (1874-1954) во Франции. Эта историческая параллель
главным образом подтверждается и совпадением периодов их жизней. Первым
глубоко осознав неограниченные возможности железобетона, «российский Перре»,
использовал некоторые из них в здании мастерских Строгановского училища,
работа над которым началась в 1911 г. Оно было полностью возведено из
железобетона с использованием каркаса и любимых К. безбалочных перекрытий.
Формы постройки, хотя и имели некоторые ордерные детали, позволявшие отнести
его к господствовавшему в то время неоклассицизму, по сути, были воплощением
некоторых принципов будущего Современного движения. Плоские кровли, сплошное
ленточное остекление между опорами (с коническими воронкообразными
«капителями» наиболее привлекавшими К.), свободный план, использование
фонарей верхнего света, фермовые покрытия спортивных залов и т.д. — все это
только входило в тот период в русскую архитектуру, и получило мощный импульс
к развитию лишь в 1920-е годы.
Очень интересна и неоклассическая работа К. — перестройка собственного особняка
в Москве, ориентированная на стилизацию Московского ампира. Купив чудесный
небольшой послепожарный домик, архитектор перестроил его, увеличив объем со
стороны двора и устроив там мезонин. Новый (боковой) фасад здания — глухая
неоампирная ограда с арочными нишами и неоклассическая отделка интерьеров
(столовая была оформлена в «русском» стиле) характерными для русского
классицизма оконными рамами «веером», белыми изразцовыми печами и антресолями
особняк сделали еще более «ампирным», чем он был первоначально.
После революции К. до начала 1930-х годов продолжил активную работу в области
промышленного строительства. В 1920-1925 гг. он проектировал фабрики
Текстильного Синдиката (том числе в Фергане), в 1927-1930-м гг. состоял в
Техническом совете ВСНХ, в 1930-1932 гг. — в Промстройпроекте. Предел его
практической деятельности положил арест осенью 1930 г. В заключении К. пробыл
всего около года, к тому же, имел возможность продолжить там проектную
работу, после освобождения он целиком перешел на преподавательскую и научную
работу. Это было, конечно, впрямую связано с абсурдностью предъявленных ему
обвинений — К. инкриминировали устройство на здании Ферганской фабрики
плоской кровли, якобы задуманной для посадки вражеских самолетов (!?). С
начала творческого пути и до самой смерти К. не оставлял педагогической
деятельности, сделавшей его общепризнанным основателем русской школы
промышленной архитектуры. Среди его учеников и последователей — Николаев,
А.С. Фисенко, Л.Н. Мейльман, Н.М. Морозов, В.Г. Калиш и другие крупные
мастера советской промышленной архитектуры и инженерных конструкций.
С 1900 по 1930 г. К, преподавал в Императорском Московском Техническом
училище (впоследствии МВТУ), где стал фактическим главой Архитектурного
отделения. В 1907 г. был утвержден профессором Училища, в 1919 г. был
назначен деканом Архитектурного факультета. В 1923 г. возглавил фабрично-
заводское отделение училища преобразованного в Высшее инженерно-строительное
училище (ВИСУ). В 1931 г. при реорганизации ВИСУ в Военно-Инженерную
Академию, перешел во вновь организованный Московский Архитектурный институт
(МАрхИ), где до 1938 г. был деканом Архитектурного факультета и до 1954 г.
бессменно заведовал кафедрой Архитектурных и инженерных конструкций.
Параллельно с практической и педагогической работой, К. всю жизнь не оставлял
научных изысканий в сфере инженерных конструкций. Еще в 1899 г. в
профессиональном журнале зодчих им было опубликовано первое в России
исследование по теории железобетона, нового в то время строительного
материала. За ним последовало научная статья по теории дневной освещенности
(1907), во многом базировавшаяся на собственном архитектурном опыте,
приобретенном на строительстве Новоткацкой фабрики в Глухове. В советское
время, особенно после назначения заведующим научно-исследовательским
кабинетом строительной техники при Всесоюзной Академии Архитектуры,
основанной в 1934 г., К. смог реализовать многие волновавшие его научные
разработки. В 1937 г. он возглавил кафедру Строительной техники и тектоники
архитектурных памятников в Институте аспирантуры Всесоюзной Академии
архитектуры, в 1939-1941 гг. заведовал Отделом учебника «Архитектурные
конструкции», а с 1943 г. — Отделом «Каталога Строительных материалов и
изделий», организованных при Всесоюзной Академии архитектуры.
НОВОСТИ
ВХОД
ТЕГИ
Рефераты бесплатно, реферат бесплатно, сочинения, курсовые работы, реферат, доклады, рефераты, рефераты скачать, рефераты на тему, курсовые, дипломы, научные работы и многое другое.
После окончания реального
училище в Петербурге в 1891 г. поступил в ИГИ. Выпущен в 1896 г. со званием
гражданского инженера. В 1897-1898 гг. завершил образование в Берлинском
Политехникуме, прослушав курсы лекций местных ученых в области строительной
механики: Мюллера-Бреслау, Брандта, Дитриха и др. Затем совершил
ознакомительную поездку по Италии, где смог в натуре увидеть вдохновенные
конструкции великого Гварино Гварини. По возвращении в Москву работал
помощником в мастерских крупнейших мастеров московского модерна Л.Н. Кекушева и
Ф.О. Шехтеля в 1899 г.). В частности, помогал Шехтелю на строительстве
доходного дома Строгановского училища (1904-1906 гг.) С 1900 г. начал
самостоятельную архитектурную практику.
Самое значительное место в творчестве К. принимают промышленные сооружения.
Однако в первые годы своей деятельности он выстроил и отделал несколько
уникальных особняков для богатой купеческой семьи Морозовых. Дома Евсения
Ивановича Морозова и его сыновей Петра и Сергея в Глуховском парке (рядом с
принадлежавшей им Богородско-Глуховской мануфактурой) и ансамбль построек
усадьбы Николая Давидовича Морозова недалеко от подмосковного Крюкова
составляют уникальную в стилистическом отношении группу построек московского
модерна, восходящую к эстетике английских коттеджей. Особенно четко эта
ориентация проявлена в глуховских домах объемно-пространственная композиция
которых продиктована внутренней структурой, облик почти лишен декоративных
элементов. Впрочем, их выразительные высокие вальмовые кровли обнаруживают и
еще одну возможную стилистическую параллель —
американские коттеджи и бунгало рубежа веков, приковывавшие в то время
внимание европейцев. Однако и облик и построение также в своей основе
восходили к английским загородным домам.
Европейская ориентированность К. была словлена не только соответствующими
традициями в московской архитектурной среде, но и личными качествами —
любознательностью, желанием всегда быть в курсе новых достижений архитектуры
и строительной техники. Зодчий старался ежегодно ездить в Германию и другие
страны, где знакомился с новинками воочию.
Внешняя и внутренняя отделка глуховских построек основывалась на контрасте
темного дерева (кронштейны кровли, оконные рамы, двери, подоконные филенки и
т.д.) и белых оштукатуренных поверхностей. Элегантная простота сочеталась в
них с рациональностью внутреннего убранства, заданного заказчиками (например,
в центре дома А.И. Морозова располагалась старообрядческая моленная), и
тонкой прорисовкой немногочисленных декоративных элементов. Новаторский
характер их архитектуры подтверждает и то, что в отделке фасадов дома П.А. и
С.А. Морозовых К. применил накладные деревянные резные подоконные филенки,
рельефный геометрический орнамент которых впервые в московском зодчестве
продемонстрировал мотивы зарождавшегося Ар Деко.
Среди обозначенных зданий
самой роскошной и архитектурно проработанной была композиция усадебного дома
Н.Д. Морозова в Льялове, которую можно связать не только с английскими и
американскими коттеджами, но и с немецкими или голландскими виллами конца XIX
в., опосредованно использовавшими приемы своего романо-готического
архитектурного наследия. (Заметим, что английские готические мотивы были
положены К. и в основу решения здания Московского Политехнического общества —
первого московского произведения К.)
Составленный из множества объемов, эркеров, башенок, балконов, террас,
лестниц и переходов, этот дом был безусловным стилистическим уникумом
московской архитектуры начала XX в.
Все эти работы зодчего не прошли мимо внимания архитектурной общественности и
были достаточно полно опубликованы в профессиональной периодике.
Однако подлинным шедевром
архитектуры московского модерна стало здание Новоткацкой фабрики в Глухове,
которая начала строиться по проекту К. в 1906 г. Впервые в практике русского
промышленного строительства было возведено одноэтажное здание с многочисленными
коническими фонарями верхнего света (а не многоэтажное с боковым светом),
создававшими в помещении ровную естественную освещенность. Изобретенная К.
безбалочная железобетонная конструкция потолков была настолько хорошо
продумана, что первый ее ремонт потребовался лишь через 60 лет. (Вместе с К.
техническую сторону строительства обеспечивал А.Ф. Лолейт). Входы, отделка
вестибюля полихромными изразцами, изображавшими цветок хлопка, выразительные
башенки и выступы на кровле демонстрировали скругленные формы и линеарную
эстетику стиля модерн, хотя формальная простота целого и его частей, лаконизм в
решении интерьеров позволяют увидеть в Новоткацкой фабрике предтечу московского
конструктивизма. Все эти качества постройки, в совокупности с продуманным
новаторским функциональным зонированием и улучшением условий труда рабочих,
делают здание одним из лучших произведений русской архитектуры своего времени.
Очень интересна и неоклассическая работа К. — перестройка собственного особняка
в Москве, ориентированная на стилизацию Московского ампира. Купив чудесный
небольшой послепожарный домик, архитектор перестроил его, увеличив объем со
стороны двора и устроив там мезонин. Новый (боковой) фасад здания — глухая
неоампирная ограда с арочными нишами и неоклассическая отделка интерьеров
(столовая была оформлена в «русском» стиле) характерными для русского
классицизма оконными рамами «веером», белыми изразцовыми печами и антресолями
особняк сделали еще более «ампирным», чем он был первоначально.
После революции К. до начала 1930-х годов продолжил активную работу в области
промышленного строительства. В 1920-1925 гг. он проектировал фабрики
Текстильного Синдиката (том числе в Фергане), в 1927-1930-м гг. состоял в
Техническом совете ВСНХ, в 1930-1932 гг. — в Промстройпроекте. Предел его
практической деятельности положил арест осенью 1930 г. В заключении К. пробыл
всего около года, к тому же, имел возможность продолжить там проектную
работу, после освобождения он целиком перешел на преподавательскую и научную
работу. Это было, конечно, впрямую связано с абсурдностью предъявленных ему
обвинений — К. инкриминировали устройство на здании Ферганской фабрики
плоской кровли, якобы задуманной для посадки вражеских самолетов (!?). С
начала творческого пути и до самой смерти К. не оставлял педагогической
деятельности, сделавшей его общепризнанным основателем русской школы
промышленной архитектуры. Среди его учеников и последователей — Николаев,
А.С. Фисенко, Л.Н. Мейльман, Н.М. Морозов, В.Г. Калиш и другие крупные
мастера советской промышленной архитектуры и инженерных конструкций.
С 1900 по 1930 г. К, преподавал в Императорском Московском Техническом
училище (впоследствии МВТУ), где стал фактическим главой Архитектурного
отделения. В 1907 г. был утвержден профессором Училища, в 1919 г. был
назначен деканом Архитектурного факультета. В 1923 г. возглавил фабрично-
заводское отделение училища преобразованного в Высшее инженерно-строительное
училище (ВИСУ). В 1931 г. при реорганизации ВИСУ в Военно-Инженерную
Академию, перешел во вновь организованный Московский Архитектурный институт
(МАрхИ), где до 1938 г. был деканом Архитектурного факультета и до 1954 г.
бессменно заведовал кафедрой Архитектурных и инженерных конструкций.
Параллельно с практической и педагогической работой, К. всю жизнь не оставлял
научных изысканий в сфере инженерных конструкций. Еще в 1899 г. в
профессиональном журнале зодчих им было опубликовано первое в России
исследование по теории железобетона, нового в то время строительного
материала. За ним последовало научная статья по теории дневной освещенности
(1907), во многом базировавшаяся на собственном архитектурном опыте,
приобретенном на строительстве Новоткацкой фабрики в Глухове. В советское
время, особенно после назначения заведующим научно-исследовательским
кабинетом строительной техники при Всесоюзной Академии Архитектуры,
основанной в 1934 г., К. смог реализовать многие волновавшие его научные
разработки. В 1937 г. он возглавил кафедру Строительной техники и тектоники
архитектурных памятников в Институте аспирантуры Всесоюзной Академии
архитектуры, в 1939-1941 гг. заведовал Отделом учебника «Архитектурные
конструкции», а с 1943 г. — Отделом «Каталога Строительных материалов и
изделий», организованных при Всесоюзной Академии архитектуры.
