Архитектура московского метрополитена

Архитектура московского метрополитена

Архитектура Московского метро

За более чем полувековой период существования метро мы привыкли к нему,

но, став уже будничным транспортом, оно но теряет своей былой репутации

«чуда» - чуда техники и чуда искусства.

Художественный авторитет метростроения завоевывался в 30-е годы, в пору

сооружения линий и станций первых очередей. Впечатление, производимое на

людей «подземными дворцами» было столь ошеломляющим, что пуск первой

очереди связывался с наступлением новой «метрополитеновой эры», когда

вместе «с городом совершенствуются и люди, которые в нем живут». Для

жителя Москвы - от мала до велика - метро стало критерием и эстетических

оценок, и чувства патриотизма. «Может, тебе еще и метро не нравится?» -

резко тогда ставился вопрос о вкусах. Престиж метро подкреплялся широко

публикуемыми в печати откликами известных ученых, мастеров искусства,

политических деятелей, высоких иностранных гостей./ Вот как пишет о

метро, среди прочих впечатлений о Москве Лион Фейхтвангер: «...средства

сообщения работают хорошо, и наивная гордость местных патриотов к их

метрополитену вполне обоснована: он действительно самый красивый и

удобный в мире». Юлиус Фучик помещает в чехословацкой газете «Руде право»

в 1935 году очерк «Краткая история московского метро», а американский

инженер-консультант Джон Морган тогда же издает в Советском Союзе брошюру

«Московский метрополитен лучший в мире».

Под воздействием магии завоеванного в 30-е годы авторитета все

последующие этапы строительства и художественного оформления метро

воспринимались как безусловная данность. Например, кольцевая линия,

последний участок которой был сдан в 1954 году. Нельзя сказать, чтобы все

станции неизменно удостаивались похвалы. Какие-то и порицались в печати

за отдельные недостатки. Но, если и возникали сомнения в общей

направленности художественного развития метростроения, то его концепция

не пересматривалась. Более того, среди прочих архитектурных объектов

именно станциям метрополитена традиционно предписывалась наиболее

репрезентативная роль. Уникальность общественно-социальной и эстетической

значимости образов метро не была оспорена ни официальной критикой, ни

обыденным сознанием. Отношение москвичей к архитектуре метро «не

подвержено изменениям примерно так же, как, скажем, к любимой вещи,

которая некогда была заведена как праздничная и уже долгие годы

продолжает ею оставаться».

Даже когда в конце 50-х годов была резко осуждена «роскошь» послевоенного

строительства и станции метро стали упоминаться в художественно-

критической периодике в качестве примеров декоративных излишеств, в целом

архитектура метрополитена осталась как бы вне научно-теоретической

ревизии. Ответом архитекторов-практиков на уроки критики был мгновенный и

полный отказ от всякой художественности в метро - новые станции стали

наглядным воплощением эстетики функционализма и «прямого угла». Уже

через четыре года после сооружения последнего участка «пышной» кольцевой

линии и всего через год после сдачи достаточно щедро декорированных

станционных залов «Фрунзенской» и «Спортивной», то есть в 1958 году,

введены в эксплуатацию первые станции наиболее аскетичной, если не

сказать резче, - бедной Филевской линии. Но что касается теоретического

обоснования поворота в метростроении, а также пересмотра итогов

длительного периода монументально-репрезентативного проектирования, то

это не становилось предметом специальных размышлений. Казалось бы, именно

сейчас, в момент провозглашения приоритета функции в архитектуре - должна

наступить пора осмысления самой «функциональной» ветви архитектурного

строительства. Казалось бы, наконец приспело время глубоко вдуматься в

самое природу и специфику транспортного зодчества и, переосмыслив весь

предшествующий опыт, попытаться сформировать его концепцию...

Но этого не произошло. И позже, на протяжении 60-х и 70-х годов, когда

один за другим вводятся в строй участки новых метродорог, когда к

середине 70-х намечаются заметные сдвиги в проектировании станций,

интерес к художественному облику метро как бы совсем иссякает. Вернее,

оно по-прежнему остается предметом гордости москвичей и объектом

экскурсионных показов, репродуцируется в открытках и рекламных

путеводителях, но не исследуется ни с точки зрения его особой специфики,

ни с точки зрения его места в истории советского искусства.

И только в 80-е годы, в связи с 50-тилетним юбилеем московского

метростроя и метрополитена, вспыхивает исследовательский интерес к метро

как к особому и дискуссионному архитектурно - художественному объекту.

Появляется ряд интересных работ, далеких от традиционного консерватизма в

понимании социальной и художественной роли метро в жизни Москвы и всей

страны, рассматривающих его эстетику в тесной связи с его транспортной

функцией, изучающих «мир метро» как сложный историко-культурный комплекс.

Настоящее издание стоит в одном ряду с этими работами, но представляет

исследуемый материал более широко и многогранно. Альбом содержит, кроме

вступительной статьи и иллюстраций, воссоздающих современный облик

станций, два публикационных раздела - документальный и мемуарный, которые

сопровождаются исторической фотохроникой, а также воспроизведением

подготовительных рисунков, эскизов, проектов. Автор благодарит всех, кто

предоставил уникальные материалы из своих архивов и принял участие в

создании книги, поделившись своими воспоминаниями и размышлениями. Автор

также выносит благодарность сотрудникам Музея архитектуры им. А.В.Щусева

и Музея московского метрополитена за оказанную помощь в составлении

иллюстративного ряда альбома.

История московского метрополитена началась задолго до его открытия. Один

из самых населенных городов Европы, Москва еще на заре века почувствовала

необходимость развития так называемых «внеуличных железных дорог».

Ответом на эту поставленную самой жизнью задачу был целый ряд интересных

проектов. Они появлялись один за другим, предлагая строительство либо

эстакадных линий, либо тоннелей.

Первый из этих проектов, разработанный Антоновичем, Голоневичем и

Дмитриевым в 1901 году, предусматривал сооружение круговой эстакады по

Камер-Коллежскому валу с двумя диаметрами, соединяющими Преображенскую

заставу и Новодевичий монастырь, а также Серпуховскую заставу и

Петровский парк. Второй проект, представленный через год инженером

Балинским, предполагал связать Тверскую заставу с Замоскворечьем тоннелем

и эстакадной линией, проходящей через центр города. Этот проект

рассматривался на заседании Московской городской думы, где было решено:

ввиду того, что устройство в Москве «внеуличных дорог является

преждевременным как не вызываемое насущными потребностями населения»,

«господину Балинскому в его домогательствах отказать». Постановление

городской думы было «подогрето» страхами московского духовенства:

«Возможно ли допустить эту греховную мечту? Не унизит ли себя человек...

спустившись в преисподнюю? А что там есть, ведает один бог, и грешному

человеку ведать не надлежит».

Проекты следующего этапа развития инженерной мысли в области

метростроения, казалось, были ближе к практическому осуществлению. В

1911 году городской управой, а затем и городской думой рассматривалось,

как вполне реалистичное, предложение о строительстве трамвайного тоннеля

под Лубянским проездом, Ильинкой и Красной площадью, который впоследствии

должен был стать частью сети будущего метрополитена. Эта сеть включала в

себя три диаметра: от Каланчевской площади до Смоленского рынка; от

Покровской заставы до Тверской заставы; от Виндавского (ныне Рижского)

вокзала до Серпуховской площади. Проект инженера Кнорре, выдвинутый в

1912 году, предполагал сооружение двух очередей: сперва радиальной (от

центра до соединительной ветви между Октябрьской и Курской железными

дорогами), а затем кольцевой - по Садовому кольцу.

В силу экономической несостоятельности города, а также в связи с началом

Первой мировой войны ни один из проектов не был принят к осуществлению.

Но опыт не прошел даром, и в ходе развития всех этих инженерных

предложений осмыслялись типы метродорог, а также способы производства

работ. На первоначальном этапе строительства метро проектные материалы

оказались ценным подспорьем для Метростроя.

Решение о необходимости сооружения метрополитена созрело в начале 20-х

годов. К тому времени Москва, имеющая плохое транспортное сообщение, по

подвижности населения обогнала все города мира. Вот как живописуют жизнь

московской улицы И.Ильф и Е.Петров: «По тротуарам и мостовым, в самых

различных направлениях, вправо, влево, вперед, назад, вкривь и вкось,

налетая друг на друга, бегут люди. Впечатление такое, будто беспрерывно

ловят вора. И только присмотревшись замечаешь, что никто никого не ловит,

а все заняты своими делами. ... В общем на улице происходит то, что

официально называется «час пик». Великое множество людей и всем надо

немедленно куда-то ехать».

Такой представала Москва в своем повседневном бытии на карикатурах, в

кадрах кинохроники, в сатирической литературе. Была в это же время

литература другого рода, описывавщая романтический образ города будущего.

В урбанистических идеях 20-х годов одно из главнейших мест занимал

транспорт. В ряду его грядущих видов назывались автомобили, электричка,

винтовой трамвай, движущиеся тротуары, дирижабли и, конечно,

метрополитен. «В почти фантастическую силу транспорта верили в ту пору

все... надеялись на то, что в воспитании нового горожанина решающую роль

сыграют радио, телевидение, а более всего мчащиеся по путям на

железобетонных столбах электропоезда «наземки», скоростная «подземка»,

управляемые аэростаты с «колоннами-пристанями», «самодвижущиеся

тротуары», «таксомоторы» и даже «вращающиеся эллинги».

Возникнув как инженерная задача, идея строительства метро в романтическое

послереволюционное время видоизменилась: быстроходный и удобный транспорт

мыслился теперь как одно из активнейших средств строительства новой

прекрасной жизни. Начало практическому осуществлению этой социальной

утопии было положено в 1923 году, когда при Управлении московских

городских железных дорог было учреждено бюро по проектированию

метрополитена.

Однако должно было пройти еще около десяти лет, прежде чем Москва начала

строительство метро. Только в июне 1931 года Пленумом ЦК ВКП(б) было

принято постановление: «... приступить к подготовительной работе по

сооружению в Москве метрополитена как главного средства, разрешающего

проблему быстрых и дешевых людских перевозок...». В том же году была

образована специальная организация - Управление Метростроя, немедленно

начавшая геологоразведочные работы. Они велись и раньше - в мае 1924 года

Московское коммунальное хозяйство осуществило первое разведочное бурение

грунтов по трассе, которую предполагали вести от Каланчевской площади до

площади Свердлова. Но только Метрострой дал точный анализ характера

гидрогеологических и археологических условий и представил эскизный проект

линий метрополитена, составленный в вариантах мелкого и глубокого

заложения.

В 1932 году к рассмотрению этого проекта были привлечены четыре

экспертные комиссии: советская, германская, французская и английская.

Рекомендации иностранных экспертов, опиравшихся на свой опыт

метростроения, были противоречивыми, так как не учитывали сполна местные

условия, но, несомненно, оказали неоценимую помощь в принятии

окончательных проектно-технических решений. 21 марта 1933 года

Постановлением Совнаркома СССР была утверждена схема линий московского

метрополитена протяженностью 80,3 км, насчитывающая 10 радиусов.

Еще за год до этого начали закладываться первые шахты Кировско-

Фрунзенского диаметра, пролегающего от Сокольников до Крымской площади

через площадь Свердлова, а затем, с некоторым опозданием - шахты

Арбатского радиуса, соединяющего центр и Смоленскую площадь. Они

строились до появления окончательного проекта первоочередных линий, до

выяснения полной гидрогеологической картины, и потому работы по

сооружению тоннелей поначалу шли медленно. Только весной 1934 года, в

связи с разработкой методов строительства и внедрением новой техники

наступил перелом и стройка начала стремительно набирать темпы В ноябре

этого же года тоннель первой линии метро протяженностью 11,2 км был

готов. Решающим этапом сооружения первой очереди стали четыре месяца - с

января по апрель 1935 года, когда велись монтажные, отделочные работы, а

также работы по художественному оформлению станций и вестибюлей. Но еще

до срока сдачи линии, 6 февраля, делегаты VII съезда Советов стали

первыми пассажирами пробных рейсов метрополитена. 26 апреля

Правительственная комиссия «признала московский метрополитен вполне

готовым» и представила акт о его приемке. А 15 мая 1935 года, в 7 часов

утра, московский метрополитен был открыт для всеобщего пользования.

Рождение метрополитена означало и рождение новой отрасли архитектуры.

Приступая к проектированию метро, советские зодчие не располагали

практически ничем, что стало бы отправными точками в формировании

образной концепции новых транспортных сооружений. Зарубежные

метровокзалы, подчеркнуто функциональные и будничные, не могли быть в

полной мере примером для подражания, да архитекторы и знали-то о них, в

основном, понаслышке. В 20-е годы именно облик парижской подземки с ее

тусклыми лампами и запыленными стенами являлся аргументом в споре - быть

или не быть в Москве метро, которое квалифицировалось противниками

метрополитена как якобы несоциалистический вид транспорта.

Образ социализма (а с самого начала было ясно, что метро наряду с

крупнейшими постройками эпохи - Дворцом Советов, каналом Москва - Волга -

будет представительствовать за социализм) рисовался как образ праздника,

процветания, движения вперед и ввысь. Освоение человеком околоземных

пространств стало одним из символов жизни, проявлением ее энергетических

возможностей. Образы неколебимой уверенности в праве на

преобразовательную деятельность поощрялись политической цензурой, и на

конкретных примерах станций мы увидим, как «ангажированное» видение эпохи

проявлялось в изобразительной ткани архитектуры метро.

Отношение к метро с самого начала было гораздо более прозаическим и

приземленным. И первые контуры станций рождались почти незаметно - в

тесных пределах единственной комнаты архитектурного бюро технического

отдела Метростроя. Оно начало свою деятельность с конца 1931 года, а в

1933 году было преобразовано в самостоятельное учреждение - центральную

проектную контору «Метропроект».

Штат бюро состоял из очень молодых архитекторов, пришедших на Метрострой

сразу или почти сразу после институтской скамьи. Возглавил бюро

С.Кравец, испытанный практик, прибывший из Харькова, где он был занят на

строительстве одного из самых масштабных сооружений позднего

конструктивизма - Дома Госпрома. Приступая к руководству коллективом,

С.Кравец - единственный из архитекторов! - ознакомился с метрополитенами

Германии, Франции, Англии и Америки. Приобретенным там опытом он делился

со своими коллегами. В первую очередь этой небольшой группе

«первопроходцев» Москва обязана появлением метро. Ею была проделана вся

сложная, новаторская, не имевшая аналогий в наземной архитектуре, но

черновая и потому теперь уже почти не видная работа. Сотрудники бюро, а

затем - «Метропроекта», выявляли местоположение станций первой очереди,

определяли для каждой глубину заложения, тип объемно-пространственного

решения, шаг колонн, оптимальные размеры пилонов, размещения лестниц. Они

изучали облицовочные материалы, вырабатывали рекомендации по освещению.

Все это стало основой для образной разработки непривычных архитектурных

объектов.

Эти объекты представляли собой целый комплекс сооружений, включающий

наземные и подземные вестибюли, а также платформенные залы станций. В

начале марта 1934 года был объявлен конкурс на архитектурное оформление

метрополитена. В нем приняли участие практически все проектные мастерские

Москвы. С 30 марта по 9 апреля в Белом зале Моссовета состоялась выставка

проектов подземных залов, входов и вестибюлей станций метрополитена. Из

33-х выставленных проектных предложений первую премию не получило ни

одно. Вторую разделили «Красные ворота» И.Фомина и «Кировская» Н.Колли,

принятые к строительству. Из проектов, удостоенных 3-х и 4-х премий, были

приняты к реализации «Охотный ряд» Ю.Ревковского и «Сокольники»

И.Таранова и Н.Быковой.

Все эти события, даты и сроки первого этапа работы архитекторов -

исторические вехи метростроения. Вставшие перед зодчими конструктивно-

художественные задачи были новы и чрезвычайно сложны - и в силу

технических особенностей, и в силу необходимости их решения в тесном

взаимодействии с общей планировочной концепцией развития Москвы. В начале

30-х годов разрабатывается проект нового Генерального плана столицы, и

еще до его утверждения метростроевцы должны были увязать местоположение

станций и вестибюлей с существовавшей и проектируемой застройкой, с

красными линиями разрабатываемого плана. В новом Генплане огромное

внимание уделяется смысловому и композиционному центру - Дворцу Советов.

«Пара «Генеральный план - Дворец Советов» была важна... как модель

отработки решения любого серьезного градостроительного узла... Для

уточнения отдельных, наиболее сложных как в градостроительном, так и в

объемно-пространственном смысле узлов города был проведен целый ряд

конкурсов: на Дом Радио (1933), Дворец Труда МОСПС (1933), Дом

Наркомтяжпрома (1934), Дворец техники (1934) и т.д.».

Облик первых линий метрополитена (а с середины 1934 года «Метропроект»

приступил уже к разработке эскизного решения второй очереди) определялся

этими главными градообразующими узлами. Поэтому, например, под

прицельным вниманием и проектировщиков, и контролирующих органов была

станция «Дворец Советов» (сейчас «Кропоткинская»), которая, как

предполагалась, будет соединена с вестибюлем Дворца и станет своего рода

интродукцией к образу будущего величественного сооружения. Поэтому-то,

кстати, и затянулось проектирование подземного зала - схема планировки

околодворцового пространства еще не была ясна. Художественный замысел

станции «Охотный ряд» во многом определялся ее соседством с Домом Совета

Труда и Обороны А.Лангмана (1932-1934, ныне Госплан СССР) - в меру

репрезентативным, строгим зданием, которое, в свою очередь, должно было

стать началом торжественной магистрали, ведущей к Дворцу Советов. И так

каждая станция - ее образно-содержательный ряд зависел от функциональной

связанности с определенным композиционно-градостроительным узлом столицы,

его назначением и образом.

Время реализации Генерального плана 1935 года (а оно наступило даже

раньше, чем план был утвержден правительством и приобрел силу закона) -

это время, когда былые утопии и мечтания сменяются решительными

действиями, практическим пересозданием города, прежде всего, центра. Во

имя «новой Москвы» безжалостно уничтожаются старые постройки - в декабре

1931 года взорван Храм Христа Спасителя, в ноябре 1934 - Сухарева башня,

стена Китай-города, Иверские ворота. Символично, что высвобождение

пространства идет одновременно и параллельно на земле и под землей.

Наземными «жертвами» становятся в первую очередь культовые сооружения; в

дальнейшем их функции, видоизменившись и приняв обличье идейно-

тематических, якобы почерпнутых из самой действительности, программ,

переместятся в пространства, завоеванные под землей... Но это случится

чуть позже. А сейчас, в начале 30-х, перед архитекторами встали задачи в

общем-то утилитарные: «имеются такие-то формы, такие-то своды и

перекрытия - потрудитесь одеть на них одежду!»

Конструктивно-планировочных типов станций оказалось не так уж много. Для

всех (за исключением одной «Улицы им. Коминтерна», сейчас -

«Калининская») была избрана наиболее удобная островная система платформ.

Станции мелкого заложения - опять-таки кроме односводчатой «Библиотеки

им. В.И.Ленина» - имели плоские перекрытия. Станции глубокого заложения,

состоящие из двух раздельных или трех соединенных между собой тоннелей,-

сводчатые (односводчатое для каждого тоннеля на «Дзержинской» и

«Кировской» и трехсводчатое на станциях «Красные ворота» и «Охотный

ряд»). Эти, освоенные при строительстве первой очереди, типы станций

варьируются и в дальнейшем.

Такая заданность конструктивных решений вызывала на первых порах, как

вспоминают архитекторы, чувство неудовлетворения. Залы станций мелкого

заложения легче поддавались художественному осмыслению - «оставалось

только подчеркнуть, усилить известную приподнятость архитектурного

впечатления». Заметим, что эта интонация сдержанной приподнятости,

характеризующая в целом образную систему станций первой очереди,

предшествовала монументальной торжественности внутренних пространств

последующих линий. Уподобление «станции - подземные дворцы» соответствуют

архитектуре метро до- и послевоенного времени. Пожалуй, только одной из

первых станций - «Дворцу Советов» был действительно свойственен дворцовый

характер. Да и то - в проекте более, чем в осуществленном сооружении.

Свободное, почти без людей, золотистое пространство тонко выполненной

отмывки, музыкальный ритм изящных граненых колонн, легкость

орнаментированного перекрытия - все это впечатляет в проекте своей

женственной величавостью. В реальности же станция оказалась как бы

степеннее и скромней, а причиной того, что она буквально ослепила всех в

момент открытия явилось не использование каких-то особых художественных

ухищрений, а источаемый «софитами-распушками» и отражаемый белым потолком

свет.

Кстати, тогда, на заре метростроения задача создания «подземных дворцов»

как целевая установка работы архитекторов не педалировалась и на это не

было указаний «свыше». Самой главной заботой при проектировании подземных

залов станций была забота о преодолении ощущения подземелья. Когда же

зодчие имели дело с наземными объектами, павильонами, они старались

выявить функциональную специфику этих построек: «павильоны прежде всего

Страницы: 1, 2, 3, 4